Тоня Глиммердал - [8]
У Нильса есть всё. И состояние, и табак.
— Анна, Тоне нужен табак! — кричит Нильс и ковыляет вглубь квартиры.
Тоня остается ждать в коридоре, и отсюда, из коридора, она слышит странный разговор стариков в комнате.
— Да, Гунвальду табачок сегодня нужен, — говорит Анна. — В столичной газете вчера писали, что Анна Циммерман умерла.
— Анна Циммерман умерла? — переспрашивает Нильс.
— Поделом ей, ведьме.
— Фу, Нильс, нельзя так говорить, — одергивает его Анна.
— Об Анне Циммерман я буду говорить, что думаю. Ведьма — она и есть ведьма, — бурчит в ответ Нильс.
Шатаясь, он выходит в коридор и выносит табак.
— Кто такая Анна Циммерман? — спрашивает Тоня.
— Ведьма, — отвечает Нильс и чешет под носом. — Держи, вот Гунвальду табачок от меня. Он ему сейчас пригодится.
Тоня задумчиво катится на «финках» обратно. Анна Циммерман? Что это еще за ведьма? Тоня никогда о ней не слышала. Неужели Гунвальд ходил в беседку думать о ней? Тоня так погружена в эти размышления, что проезжает мимо кемпинга, даже не чихнув для шума. И только въехав в сказочный лес, она замечает нечто такое, от чего у нее глаза лезут на лоб.
По дороге идут два ребенка.
От изумления Тоня разевает рот. Это два мальчика! На одном камуфляжные брюки и бандана на голове. Он всё время подпрыгивает и поддает ногой льдышки. Второй одет совершенно обычно, он тихо и спокойно идет вдоль обочины. Тоня не верит своим глазам: дети приехали в Глиммердал на каникулы?
Мальчики тоже замечают ее и сбавляют ход. И вот они уже стоят лицом к лицу посреди заснеженной долины Глиммердала. Тоня не успевает улыбнуться, как мальчик в бандане говорит:
— Только попробуй тронуть моего брата!
Тоня поднимает брови.
— Вот только тронь его, я тебя порублю в фарш и накручу из тебя котлет с соусом, — задирается мальчишка и смотрит на нее очень грозно.
Второй мальчик, тот, которого нельзя трогать, стоит и поеживается, глядя в сторону. Ну как тут удержишься? Тоня демонстративно ставит «финки» в снег, проходит мимо задиры, подходит к тихоне у обочины и приставляет указательный палец к его плечу.
— Ты тронула моего брата! — взвивается задира. Тоня улыбается своей самой широкой улыбкой.
Но поздно — псих налетает на нее как рысь.
Ничего себе — бить ее! В ее же собственном Глиммердале! Елки зеленые, палки колючие как же она рассвирепела!
— У-у-у-уххх! — завопила Тоня.
Они сцепились и покатились по покрытой ледяным настом дороге, задевая дорожные светоотражатели. Задира хватает, сжимает, тянет и бьет, Тоня делает то же самое с такой же силой, а то и посильнее.
Но вдруг этот с банданой раз — и перестал драться.
— Брур! — закричал он.
Брура нет, он ушел. Интересно, подумала Тоня, бывают же люди, которые могут так спокойно уйти от настоящей драки. Задира кинулся за ним в погоню с дикими криками «Брур, постой! Брур!», и горы вокруг откликнулись эхом.
Тоня, еще дрожа, стала отряхиваться от снега. Руки болели, в голове стучало. Ну и ну, вот так история. И что это, главное, было?
И тут вдруг она обнаружила такое, от чего кровь опять бросилась ей в голову. Мальчишка стащил кисет!
Тоня схватила «финки» и настигла мальчишек у кемпинга. Развернулась и заступила им дорогу. Это тетя Эйр научила ее вставать так.
Заметно, что мальчики братья, хотя один темный, а другой светлый. У них у обоих что-то симпатичное во взгляде.
— Кисет, — сказала Тоня.
Задира с темными блестящими волосами держал кисет в руке и, судя по всему, не собирался с ним расставаться.
— Я сказала — кисет, — повторила Тоня.
Она и не представляет, эта повелительница Глиммердала, до чего же грозный у нее вид.
— Уле, отдай ей кисет.
Ага, этот, которого нельзя трогать, тоже умеет разговаривать, оказывается. Он поворачивается к Тоне и смотрит на нее, словно бы прося прощения.
— Он ничего такого не хотел. Просто…
— Нет, хотел! — вопит младший и что есть силы швыряет кисет. Он приземляется на дороге далеко впереди.
— Ты дерешься как девчонка, вот! — кричит он гневно и в ярости убегает в кемпинг.
— Я и есть девчонка! — еще более гневно кричит ему в спину Тоня.
Они остаются вдвоем. Она и тот, которого она тронула пальцем. Симпатичный с виду мальчик со светлыми волосами и застенчивым взглядом. Тоня всем сердцем ждет, что он заговорит с ней. Скажет что-нибудь хорошее. Тем более у нее вон кровь из носа капает, снег вокруг весь в красную точечку. Но мальчик ничего не говорит. Смотрит в землю. Потом поворачивается и идет следом за похитителем кисета.
Тоня остается одна за воротами кемпинга.
— Идиоты!
На ее крик Клаус Хаген отодвигает занавеску в конторе и посылает ей взгляд, от которого у многих — да почти у всех — по спине пошли бы холодные мурашки. Но Тоня только пристальнее смотрит на стену домика, где скрылись братья.
— Идиоты, — повторяет она шепотом и разворачивает «финки».
Расплакалась Тоня уже у Гунвальда.
— Я подралась, — всхлипывала она.
Пока удивленный Гунвальд пододвигал Тоне стул и протягивал салфетки вытереть нос, гроза Глиммердала всё рассказывала и рассказывала. Потом Гунвальд спросил, врезали ли ей хоть разок по-настоящему. Тоня сказала, что вроде врезали. Гунвальд принес перекись и пластырь и заклеил где надо. И пока Тоня продолжала неутешно оплакивать тяготы жизни, сварил ей какао из настоящего шоколада. Потом поставил перед ней дымящуюся чашку и сунул себе под губу большую щепоть табаку. Такого прекрасного табака он не пробовал ни разу за все семьдесят четыре года своей жизни. Прямо чувствуешь, что кто-то прошел ради него и ради тебя огонь, воду и медные трубы. Да будут благословенны Нильс, и Анна, и все силы добра.
