Тонущие - [89]

Итак, свершилось, признание прозвучало! Я знал правду — подтвердилась догадка, пронзившая меня несколько часов назад, когда я стоял у раскрытой двери в Большой зал, глядя на спины уходящих туристов и думая лишь о том, как я одинок. Теперь я знал наверняка, но, честно говоря, в тот момент — именно в тот момент — я совсем ничего не чувствовал. Вероятно, я уже тонул — хотя сам того не сознавал. Тихое спокойствие Сары, долгое время служившее мне единственным спасательным кругом, тащило меня на дно. Сейчас я это отчетливо понимаю.

А тогда еще не понимал. Комната превратилась в мутное пятно, потому что глаза мои наполнились горячими детскими слезами, и единственное, что я мог, — это спросить ее: почему? Почему она это сделала?

Моя жена долго обдумывала вопрос и подбирала для ответа ледяные, короткие слова.

— У Эллы было все, — раздумчиво произнесла она, — а у меня не было никого и ничего. И она украла у меня человека, которым я дорожила больше всего на свете.

Сара отошла от окна и теперь двигалась через комнату, очень прямая в элегантном сине-зеленом платье, из аккуратного пучка выпало несколько прядей. Когда она села рядом со мной на диван, я ощутил ее чистый, теплый запах — пудры и розовой воды. Она бросила курить. Но со мной останутся ее глаза, а не запах, глаза и слова. Я вспоминаю наш разговор, и мне становится не по себе от того, каким жестким был ее взгляд.

Слушая ее, я понимал, что Сара, которую я знал — и даже любил, — долгие годы была всего лишь искусно сработанной маской, предназначенной для того, чтобы поддерживать мою преданность и держать меня в подчинении, ведь кузина Эллы так и не избавилась от страха перед предательством. А в ту минуту, в сиянии заходящего солнца, она ожила. Что-то жуткое было в контрасте между ее красотой и жестокими словами, что-то леденящее душу — в том, как она с едва сдерживаемой гордостью говорила об утрате и ревности, о горе и мести.

— Думаю, мне нет нужды перечислять все те блага, какими судьба наделила Эллу. — Сара по-прежнему была неестественно напряжена, как ребенок, стесняющийся незнакомых взрослых. И говорила она, как ребенок. — У нее был отец, обожавший ее, свобода, друзья, этот замок. Все самое лучшее. И все-таки она украла его у меня… у меня, у которой ничего не было…

— О ком ты?

— О Чарли Стэнхоупе, — тихо выговорила Сара.

И впервые за все эти годы я вспомнил о Чарли Стэнхоупе — высоком, неуклюжем, преданном.

— Чарли?

— Да. — Жена взглянула на меня, снова встала и еще раз через всю комнату прошествовала к окну, не переставая на ходу говорить. Солнце тонуло за горизонтом, комната погружалась в сумерки. — Элла украла его у меня, а потом просто выбросила за ненадобностью. Он даже не был ей нужен.

И сквозь годы я увидел перед собой Эллу, из другого окна смотревшую на то же самое море, и услышал, как она рассказывает мне о том, что натворила.

— В тот день, когда она разорвала помолвку с Чарли, я дала себе обещание, — продолжала Сара, — отобрать у нее все, что она больше всего любит. Показать ей, что такое настоящая утрата.

Я смотрел на нее, словно лишившись дара речи.

— Думаю, я его выполнила.

Я по-прежнему не мог вымолвить ни слова.

— Уверяю тебя, это было непросто. Ты осуждаешь меня, но все-таки попробуй понять.

— Понимаю.

А еще я понимал, что наступил звездный час Сары и теперь она жаждала признания и ничего не могла с собой поделать.

Она никому об этом не рассказывала. Долгие годы была вынуждена хранить все это в тайне и молчать. Но ей всегда хотелось выговориться: гордая душа жаждала признания. И теперь, когда ее поступок выплыл наружу, она вела себя без страха и опаски. Сара говорила охотно, с готовностью, и была в ее словах какая-то необоримая сила, потому что она не испытывала стыда. Она стояла у окна, и солнце садилось у нее за спиной, окутывая ее победным сиянием. Я и сейчас вижу ее перед собой, хотя здесь темно и холодно, а она мертва и вот-вот будет предана земле, вижу ясно, и ясность эта не померкнет никогда.

Сара начала свое повествование хвастливо, с холодным торжеством, с вызовом:

— Ты представить себе не можешь, как это было трудно — лишить Эллу всего, что она имела. Поверь мне, тут требовалось мужество. Смелость. — Она пристально вглядывалась в море. — А еще предстояло все очень тщательно спланировать. Именно в этом был ключ к успеху, и я это сознавала. Дьявол — в деталях, надо быть очень внимательным. Думаю, ты согласишься, что, хотя мое предприятие не исключало определенной доли риска — да это и невозможно, я сделала все, чтобы оградить себя от опасности разоблачения.

— Но…

— Не перебивай. Это случилось так давно, я долгие годы об этом не думала. Конечно, мне несказанно повезло, что дядя Сирил устроил тот прием. И внешнее сходство с Эллой сыграло мне на руку. По иронии судьбы именно ты навел меня на мысль его использовать. — Она отвела взгляд от окна.

— Я? — вырвалось у меня.

— Давным-давно. Однажды летним днем в Гайд-парке. Не помнишь? Ты принял меня за Эллу. А твое поведение в вечер вручения наград на конкурсе Хиббердсона только подтвердило правильность моей тактики. Помнишь, как ты был разочарован, когда я с тобой заговорила? Мне стало очевидно, что ты вновь совершил ошибку, приняв меня за кузину. И это придало мне уверенности. — Сара улыбнулась. — Я убедилась: если уж ты, находясь на небольшом расстоянии от меня, решил, что я — это она, то остальные тем более поверят, особенно если быть точной в деталях. Так что предстояло выяснить, как будет Элла одета на приеме, не спрашивая об этом ее саму, в противном случае все пошло бы насмарку. Это был первый шаг. Ну, тут мне огромную услугу оказала эта твоя смешная приятельница.