Тоно Бенге - [141]

Она протянула ко мне руки.

— Ты только все испортишь! — воскликнула она. — Я дала тебе все, что у меня есть, все, что могу. Если бы я могла стать твоей женой, будь я достойна тебя, я сделала бы это. Но я избалована и разорена, и ты тоже, милый, разорен. Когда мы только влюбленные — все хорошо, но, подумай, какая пропасть между всеми нашими привычками и взглядами на вещи, воспитанием и желаниями, когда мы не только влюбленные. Подумай об этом. Впрочем, не надо думать об этом! Пока что не надо об этом думать. Мы украли у жизни несколько часов. И еще несколько часов мы можем быть вместе!

Она вдруг опустилась на колени, и ее темные глаза заискрились.

— Пускай каноэ перевернется! — воскликнула она. — Если ты скажешь еще одно слово, я поцелую тебя. И пойду ко дну, обняв тебя. Я не боюсь. Ни капельки не боюсь. Я умру с тобой вместе. Выбери смерть, и я умру с тобой, не раздумывая! Послушай! Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. И только потому, что люблю тебя, я не хочу опуститься, не хочу, чтобы жизнь у нас была тусклая, грязная. Я дала все, что могла. И получила все, что могла… Скажи, — и она подвинулась ближе, — была я для тебя как сумерки, как теплые сумерки? И очарование еще осталось? Послушай, как капает вода с твоего весла, взгляни на мягкий вечерний свет в небе. Пускай каноэ перевернется. Обними меня. Мой любимый, обними меня! Вот так.

Она притянула меня к себе, и наши губы слились в поцелуе.

И еще раз я просил ее стать моей женой.

Это было последнее утро, которое мы провели вместе; мы встретились очень рано, еще до восхода солнца, зная, что должны расстаться. В тот день не сияло солнце. Небо хмурилось, утро было прохладное, на землю падал ясный, холодный, безжизненный свет. Воздух был пронизан сыростью, и казалось, вот-вот польет дождь. Когда я думаю об этом утре, я всегда представляю себе сероватую золу, смоченную дождем.

Изменилась и Беатриса. Ее движения утратили упругость; впервые мне пришло на мысль, что когда-нибудь и она состарится. Она была теперь такой, как и все люди, голос ее и облик утратили мягкость, ушло сумеречное очарование. Я видел все это очень ясно, и жалел об этих переменах, и жалел Беатрису. Но любовь моя ничуть не изменилась, ни капельки не стала меньше. И после того как мы обменялись несколькими вымученными фразами, я снова взялся за свое.

— Выйдешь ты наконец за меня замуж? — с глупым упрямством воскликнул я.

— Нет, — сказала она, — я буду жить, как жила прежде.

Я просил ее выйти за меня через год. Она покачала головой.

— Наш мир отзывчив, — оказал я, — хоть он и принес мне столько бед. Я знаю теперь, как надо вести дела. Если бы я трудился для тебя, я стал бы через год преуспевающим человеком…

— Нет, — перебила она, — скажу прямо, я возвращаюсь к Кэрнеби.

— Но погоди!

Я не рассердился. Не почувствовал ни укола ревности, ни обиды, даже самолюбие мое не было уязвлено. Я чувствовал лишь тоскливое одиночество, чувствовал, как безнадежно мы не можем понять друг друга.

— Послушай, — сказала она, — я не спала всю ночь, все эти ночи. Я думала об этом… каждую минуту, когда мы не были вместе. Я говорю не сгоряча. Я люблю тебя. Люблю. Я могу повторять это тысячи раз. Но все равно…

— До конца жизни вместе, — сказал я.

— Тогда мы не будем вместе. Теперь мы вместе. Теперь мы были вместе. Мы полны воспоминаний. Мне кажется, я никогда ничего не смогу забыть.

— И я не забуду.

— Но на этом я хочу кончить. Понимаешь, милый, иного выхода нет.

Она посмотрела на меня, в лице ее не было ни кровинки.

— Все, что я знаю о любви, все, о чем я мечтала, что когда-либо знала о любви, я отдала тебе в эти дни. Ты думаешь, мы могли бы жить под одной крышей и все так же любить друг Друга? Нет! Для тебя я не могу повторяться. Ты получил лучшее, что есть во мне, всю меня. Разве ты бы хотел, чтобы после этого мы виделись где-нибудь в Лондоне или в Париже, таскались по жалким портнихам, встречались в cabinet particulier?[29]

— Нет, — сказал я. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу, чтобы ты вместе со мной вела эту игру, которая называется жизнью, как подобает честной женщине. Будем жить вместе. Будь моей женой и верной спутницей. Рожай мне детей.

Я смотрел на ее бледное, искаженное лицо, и мне казалось, что ее еще можно убедить. Я подыскивал слова.

— Боже мой! — воскликнул я. — Но ведь это — малодушие. Беатриса, это глупо! Неужели ты испугалась жизни? Пусть кто угодно, но не ты. Не все ли равно, что было и чем мы были? Мы здесь, и перед нами весь мир! Вступи в него чистая и обновленная со мною вместе. Мы завоюем его! Я не такой уж слепо влюбленный простак и честно скажу тебе, если увижу, что ты ошибаешься, я все сделаю, чтоб устранить наши разногласия. Я хочу лишь одного, только одно мне нужно: чтобы ты была со мной всегда, всегда со мной. Этот наш короткий роман… это только роман. Это лишь частица нашей жизни, эпизод…

Беатриса покачала головой и резко остановила меня.

— Это все, — сказала она.

— Нет, не все! — запротестовал я.

— Я благоразумнее тебя. Куда благоразумнее.

Она посмотрела на меня, в глазах ее стояли слезы.

— Хорошо, что ты сказал мне это, — я хотела, чтоб ты так сказал. Но ведь это вздор, милый. Ты сам знаешь, что вздор.