Тонкий слой лжи - [17]

Бакстер нервно рассмеялся. Он все еще не мог прийти в себя, еще не уступил место новому - самоуверенному, богатому человеку, который провернул чертовски не простое дело. Сейчас в Бакстере жили сразу двое. Их борьба отчетливо запечатлелась на толстощеком лице с хитрыми глазами и детски пухлыми губами, вывороченными, напоминающими розовую мякоть плода.

Бакстера одолевали десятки мыслей. Когда хоронить? Где? Что сообщить знакомым? Какая необходима церемония? Какие распоряжения по поводу своих денег оставила Салли? Вообще-то он знал: все отойдет ему - близких нет, но конкретных пунктов завещания предугадать не мог.

Бакстер вспотел: как избавиться от вещей Салли? Выбросить? Продать? Нельзя! Есть в продаже невероятная скаредность и оскорбление памяти покойной. Хаймен решил играть роль безутешного мужа и порадовался, что роль эта дается ему легко; он действительно изумился тому, что думает о Салли с изрядным теплом и, если когда-нибудь они встретятся там… далеко… где рано или поздно все встречаются, он признается, что ничего против нее лично не имел, просто в жизни все так устроено - или ты или тебя. И не он в этом виноват.

Еще Бакстер прикидывал, что его деньги плюс деньги Салли заставят его о многом задуматься. Жизнь его не станет проще. Напротив. Но… появятся новые возможности, подумать о которых раньше он и не смел. Расширить выпуск телеуправляемых снарядов в фирме? Или продать свой пай, а выручку и деньги Салли вложить в свое дело? Производить только оружие или его компоненты - тут сомнений нет - о больших прибылях и мечтать не приходится; Билли переманить к себе; промазать привычно с десяток заказчиков и живи без волнений годы и годы. Надо заиметь собственных Монсонов и Стэмпхэдов, чтобы все крутилось без перебоев, нельзя допустить вмешательства горлопанов-миротворцев и не то, чтобы он желал геенны огненной для всех - вовсе нет! - но деньги превыше всего: или деньги, или морализовать - одно из двух. И еще Бакстер поймал себя на желании щедро поделиться своей удачей. Вот только с кем? С родителями? Ничего такого, что стоило бы благодарности, они для него не сделали. С друзьями? В сущности их нет, не считая Билли, но и тот скорее деловой партнер и вознаграждение ему Хаймен предусмотрел. С женщиной? Такой пока не нашлось, она, конечно, появится и Бакстер начнет ломать голову, кто ей приглянулся - Хаймен Бакстер - одутловатый, смешливый тип с брюшком и вьющимися волосами? Или его деньги? Придется учиться. Чему? Как прикидываться человеком со стесненными средствами, иначе никогда не узнать подлинных чувств женщины к тебе. Неприятно же убедиться впоследствии, что полюбили не тебя, а твой банковский счет.

День прошел суматошно. Вызывал глава фирмы, предупредил: не за горами расширение. Манчини кивал, улыбался и делал все, чтобы понравиться. Бакстер вяло заметил - думал-то вовсе о другом - что сенатор Аллауэр занял странную позицию. Глава фирмы усмехнулся неожиданно мягко, будто припомнил недавние шалости ребенка:

- Сенатор проголосует за ракетную программу и не только потому, что с ней связаны наши интересы, Бакстер. На трибунах все за мир, но прокладывают путь к власти голоса конкретных людей, работающих на конкретных предприятиях и недурно зарабатывающих, например у нас. У живых людей есть вполне земные заботы - содержание семьи, погашение кредитов, накопления и такие люди провалят любого, воркующего о миролюбии. Кто ж захочет потерять работу? Даже, если работаешь на самого дьявола, но тот платит недурно, со временем начинаешь ему симпатизировать.

Президент хлопнул ладонью по столу - устал, напрасно выплеснулся: Аллауэр послушно голосовал не только за расширение военного производства, но и за размещение ракет далеко за пределами страны; сенатор обеспечивал комплексную услугу оружейникам - заботился не только о сбыте их продукции, но и о политической смазке - размещение стремительно увеличит нашу мощь, а значит безопасность. Чтобы фирмы, подобные фирме Бакстера, работали беспрепятственно существовал единственный выход - повсюду видеть врагов. В будущем году сенатора ожидали перевыборы и внезапной неуступчивостью он намекал на пополнение своих предвыборных фондов.

Бакстер повел себя неожиданно независимо, неожиданно даже для самого себя. Никакой наглости, разумеется. Но… спокойная уверенность, которой раньше не было. Хаймен чаще обычного встречался глазами с президентом, и позволял мысленно усмехаться словам патрона, зная что в его взгляде - обычно покорном взгляде Хаймена Бакстера - проглядывает насмешка

В отношениях троих возник новый неизвестный фактор, о котором никто не говорил вслух, но наличие которого не вызывало сомнений.

Бакстеру понравилось это чувство. Он оставался все тем же человеком, но теперь чьи-то мнения о нем разбивались о деньги, которые оставила ему Салли. Он мог кому-то нравиться, кому-то нет; раздражать кого-то или восхищать и всего лишь день назад должен был учитывать все, чтобы своим поведением не осложнить собственную жизнь.

Теперь же?

Все изменилось.

Бакстер думал: такой я или сякой; говорю глупости или сыплю отборным зерном мудрости - не имеет значения, потому что моя жизнь не зависит от чьих-то мнений. Я могу работать для удовольствия, могу в любой день укатить куда глаза глядят, встречаться с незнакомцами на любых широтах, болтать в тихих, уютных барах, что разбросаны по всему миру, выслушивать россказни о бедах, которые случаются с разными людьми, и поражаться, что беды всюду такие разные и такие одинаковые и вежливо улыбаться и уходить, чтобы никогда больше не встретить тех, с кем случилась беда. Я могу распоряжаться собой так, как того хочу только я.