Косте снилась смеющаяся собака. До сих пор он и не предполагал, что собаки умеют смеяться. В их доме никогда не водилось животных, разве что мыши… И только тут, в Чечне, Костя обнаружил, что собаки, как люди, могут смеяться, плакать, злиться, ревновать… Нужно только присмотреться к ним.
Возле блокпоста царила распутица. Выпавший ночью снег обернулся слякотью, лишь кое-где оставались белые, чистые заплатки, пересеченные следами колес и сапог, но и они понемногу темнели, превращаясь в слезливые лужи.
Собака прибилась к ним несколько дней назад. Это была немецкая овчарка, невероятно худая, с вытертыми боками и свалявшейся на загривке шерстью. Днем она крутилась около блокпоста, а по вечерам убегала куда-то, видать, пряталась в развалинах. Пса подкармливали, все-таки живая тварь. Вот и сейчас Костя вынес из блокпоста банку с остатками тушенки. Собака пристально смотрела в глаза Косте, виляла хвостом, обнажала желтые клыки, отчего и казалось, что она смеется. Костя выскреб штыком остатки тушенки и бросил перед ней.
— Ты опять дуру гонишь! — услышал он позади голос прапора. — Самим жрать нечего, а вы эту тварь кормите! — «Совсем как моя мать, — пронеслось в голове. — Тоже каждую крошку считает».
— На кой хрен тебе эта псина?! Откуда ты знаешь, может, ее специально подослали.
— Кто подослал? — не понял Костя.
— Кто-кто? Чичики! Вот вы ее прикармливаете, приручаете, так сказать, а им только того и нужно. Привяжут к ней взрывчатку с радиоуправляемым запалом — и привет! Въехал, салага?!
Прапор поднял «АК».
— Не надо, — попросил Костя.
— Надо, Федя, надо! — осклабился прапор. — А интересно, если по ней из подствольника долбануть?
Раздалась короткая очередь. Собака дернулась и завалилась на бок, засучила лапами, но через несколько секунд вытянулась на грязном снегу и затихла, только слабая дрожь время от времени пробегала по развороченному пулями туловищу.
— Вот так, — сплюнул прапор, — пишите письма… — Он вновь повел стволом. Банка из-под тушенки, подброшенная выстрелом, взвилась в воздух и отлетела далеко в сторону. На звуки выстрелов из блокпоста выскочили ребята с автоматами в руках. Увидев убитую собаку, остановились в недоумении.
— Зачем? — спросил сержант Белов.
— Кончай базары разводить! — оборвал его прапор. — Зачем, почему?! А зачем мы вообще здесь сидим?
Костя смотрел на мертвое животное, и к горлу подступал ком. Вся бессмысленность происходящего воплотилась в эту минуту в убитом псе. Действительно, зачем все? Зачем блокпост с закопченными стенами, вонючими нарами, зачем слякотная дорога, народ, безотрывно и уверенно смотрящий в глаза под дулами автоматов, кричащий: «Аллах акбар» и поднимающий над головой растопыренные буквой «V» пальцы?
Сон внезапно прервался. Костя дернулся и открыл глаза. Никакого блокпоста, кошмар давно кончился. Он дома! Дома!!!
В прихожей продолжал дребезжать звонок. Костя хотел встать, но вспомнил… В дверь заглянула мать. Ее лицо побелело, испуганные глаза шарили по комнате.
— Лезь под кровать! — скомандовала она. — Лезь, кому говорю! — затем бросилась к входной двери.
Звонок продолжал трезвонить, но мать не открывала, видать, изучая звонившего в дверной «глазок».
В дверь замолотили ногами. Звякнул открываемый замок.
— Ты чего хулиганишь?! — заорала мать.
— Тише, тише, тетя Паша, не надо кричать, — услышал Костя вроде бы знакомый голос, — Костя дома?
— Какой Костя?! Он в армии! Или ты не знаешь?! — мать продолжала говорить повышенным тоном, но как-то неуверенно, плохо скрывая испуг.
— В армии, — хмыкнул вошедший, и по этому хмыканью Костя узнал гостя. Зуб! — Не надо, тетя Паша. От народа правду не скроешь. Привезла ты его из Чечни. Еще в понедельник. Или не так? Дезертира скрываешь? — хохотнул Зуб.
— Ты чего мелешь, — мать, видимо, хотела крикнуть, но голос ее внезапно охрип.
— Кончай, тетя Паша. Где он у тебя прячется? Давай показывай своего солдатика. Обнять хочу братана. Молодец! И ты молодец, что парня своего вызволила из этой мясорубки. Не бойся, не заложу. Не затем пришел.
— А зачем? — не отставала мать.
— Ему скажу. А ты, того… Зря боишься. Таких, как твой Костя, сейчас полным-полно. Военкомат на них уже рукой махнул.
Мать, видать, не знала, как себя вести. Она громко сопела, переминалась с ноги на ногу. Костя отчетливо слышал скрип половиц под грузным телом.
— Костярин, где ты? Неужто под койкой ховаешься?! Вылезай, братан. — Край покрывала приподнялся, и Костя увидел веселое лицо Зуба. — Ну ты даешь, холера! Под койку залез! А если б участковый?! Представляю, вытягивает тебя на свет божий. Картина работы неизвестного художника.
Костя вылез из-под кровати и уныло глянул на нежданного визитера. Ситуация действительно выглядела глупо.
— Ну, здорово? — Зуб протянул руку, хотел было обнять, но, обнаружив, что Костя весь в пыли, передумал.
— Экий ты, как чушок. Иди отряхнись. И возвращайся скорей, разговор есть.
— Ты его гони! — шепотом внушала мать, — не нужны тебе такие друзья. Про него нехорошее рассказывают.
— Ладно! — отмахнулся Костя и пошел в комнату.
— Ты извини, что явился без приглашения, — серьезно сказал Зуб. — Но пришел я не просто так, а по делу.
![«Скорпион» нападает первым [= Тень скорпиона]](/storage/book-covers/05/05a05649d735b7fb085b21f8d4eed870b959823e.jpg)
