Тонкий профиль - [26]

На перевалку пришла дежурная бригада слесарей, началась возня с тяжелыми стальными цилиндрами, а тут еще кран отказал, пришлось нажимать вручную.

Главный диспетчер трезвонил из заводоуправления, как на пожаре, торопил. Александр бегал то к телефону, то в мастерскую, она размещалась у ворот цеха, то к сатуратору с газированной водой. Говорят, вода, мол, не водка — много не выпьешь. К горячему цеху это выражение не подходило. Кто, не совладав с жаждой, начинал тянуть из сатуратора, остановиться уже не мог. Александр обычно пил очень мало, но в ту смену нервничал и сорвался с режима.

Уже ближе к утру, когда он быстро шел из мастерской к редукционной клети, его сначала немного качнуло. Пол цеха, как палуба суденышка на волне, стал уходить из-под ног, внезапно потерявших обычную упругую твердость. Новизна ощущения несла в себе даже нечто забавное, смешное, но почему-то смеяться Александру не хотелось. Да и некогда было разбираться в своих ощущениях — у клети ждали рабочие.

Он пошел помедленнее и невольно прислушивался к странному состоянию: не исчезнет ли эта вялость и ватная слабость в ногах, пьяное кружение в голове? Может быть, надо поглубже дышать? Александр подышал.

"Да ерунда какая-то, — подумал он. — Так, показалось".

Через два дня, с субботы на воскресенье, Гречкин собирался ехать на рыбалку к дальним озерам. Ездил он иногда с приятелями, иногда с отцом Павлом Игнатьевичем на "Москвиче" соседа. Брали палатку, одеяла для ночевки. Возвращались на другой день поздно. И долго еще потом в машине держался стойкий, густой запах рыбы.

Сейчас, возясь с ломом около клети, Александр думал о поездке, с удовольствием предвкушая, как он в болотных сапогах и брезентовой куртке, надвинув кепчонку на лоб, покрутится на сиденье, чтобы устроиться поудобнее за рулем, рядом с отцом, а затем "рванет" на шоссе с ветерком, и чтобы лучше его почувствовать, опустит до отказа оба боковых стекла…

Вдруг сзади, словно чем-то упругим, как резиновая дубинка, стукнуло по голове. И, не разобрав, что с ним произошло, Александр начал валиться на пол. Остро и сильно заныло сердце. Казалось, он за рулем машины летит в темный, глубокий, все ссуживающийся тоннель, надает, вновь стукается обо что-то твердое, снова летит, падает, падает. А к горлу подступает густой, рвотный запах рыбы…

Очнулся Александр, когда два санитара вынесли его из машины "скорой помощи" на носилках и, облегченно вздохнув, опустили на пол приемного покоя. Первое, что он увидел, были голубые глаза с мохнатыми ресницами, лицо низко склонившейся к нему женщины в белом халате.

Александр узнал заводского врача.

От нее исходил легкий запах духов и неуловимо тонкий — от самих волос — приятный запах лимопа.

— Ирина Алексеевна! — выдохнул Александр.

— Доброе утро! Я вижу, вы проснулись, товарищ Гречкин, — сказала Ирина Чудновская.

— Да, проснулся, — ответил Александр и попытался тут же приподняться. Но Ирина мягким, властным движением руки снова опустила его на носилки.

— Мой дружок, лежите спокойно, — приказала она.

— Привет вам, — с улыбкой произнес Александр, но вышло это, наверное, глуповато.

Ирина отдала распоряжение отнести его на носилках в корпус, но Александр решительно воспротивился. Он и сам может ехать в лифте.

— Ну хорошо, сам так сам! — согласилась Ирина.

Его поместили в палату под номером семь — продолговатую комнату с большим окном, через которое широким потоком лилось солнце. Оно искрилось на блестящих трубчатых кроватях, кстати говоря, производства кроватного цеха его завода, на полированных тумбочках. Палата казалась веселой, даже праздничной.

Александр никогда до сей поры не лежал в больнице. Эта сверкающая комната удивила его.

Гречкина встретили в палате два его соседа, оба в халатах сидели на постелях. Один поднялся и пошел навстречу. Александр тут же узнал его. Этого сотрудника трубного института он видел в цехе, знал: его зовут Аликом.

— Новое пополнение в нашу валидольную команду, — сказал Алик, протягивая Александру руку. — У вас приступ чего?

— Ничего! Я вообще не больной, — ответил Гречкин. — Я так…

— Ах, так! Экскурсант! Тогда пожалуйте к окну, там лучше обозревается местность.

Второй сосед был тоже знакомый — мастер из трубоэлектросварочного, Яша, кажется, родственник Терехова.

— Уже сердечник? — удивился Александр, кивнув Яше. — Рановато, брат!

— У меня радикулит, — смущенно отозвался тот.

— Что удивляться, сердечные болезни помолодели, мой друг, — наставительно заметил Алик. — Быстрое сгорание — двадцатый век! Вы с трубопрокатного, кажется? Что там у вас новенького?..

Александр сразу понял, что чего-чего, а недостатка в разговорах в этой палате не будет.

Так оно и вышло.

Каждый день после обеда приходили в палату посетители, и Александр тоже ждал "с воли" отца, как всегда, с новостями, газетами, вареной рыбой собственного улова, которую отец приносил ему в дополнение к больничному рациону.

Павла Игнатьевича давненько уже на заводе называли "патриархом" и называли главным образом те молодые ребята, которые не только живого патриарха, но и попа-то близко не видели.

Гречкин-старший не выглядел очень старым, да и седым был в меру, побелели только виски. Но на заводе он, действительно, работал давно, а до этого завода — на других, а еще раньше революцию прошел — не как сторонний наблюдатель, а как активный деятель ее и солдат.