Тонкая красная линия - [5]

Солдат — такой, солдат — сякой, бездельник и буян!

Но он храбрец, когда в строю зальется барабан.

Снисходительные слова, сказанные английским поэтом, едва ли применимы к американскому солдату. За двести лет существования Соединенных Штатов он участвовал почти в двухстах войнах. И почти всегда нес смерть и порабощение другим народам. Синонимом жестокости и современного варварства стали бесчинства американских интервентов во Вьетнаме, где лейтенант Колли со своими солдатами уничтожил все живое в деревушке Соигми. Грохот американского «военного барабана» слышен и сегодня. Для людей мира это сигнал тревоги. Нельзя позволить тем, кто дает команду «барабанщикам», переступить «тонкую красную линию», отделяющую мир от ужасов войны.

Доктор философских наук, профессор Д. А. ВОЛКОГОНОВ

От автора

Солдат — такой, солдат — сякой, бездельник и

буян!

Но он храбрец, когда в строю зальется

барабан.

Р. Киплинг (Перевод С. Я. Маршака)

Разум отделяет от безумия лишь тонкая

красная линия.

Старая среднезападная поговорка

Каждый, кто участвовал в кампании на Гуадалканале или изучал ее, сразу поймет, что описываемой здесь местности на острове не существует. «Танцующий слон», «Большая вареная креветка», высоты вокруг «деревни Була-Була», да и сама деревня являются плодом творческого воображения, как и бои, происходившие на этой местности. Действующие лица, принимавшие участие в боях, описанных здесь, тоже вымышленные. В качестве фона для этой книги можно было бы создать целый остров, полностью вымышленный. Но Гуадалканал в 1942–1943 годах имел для американцев совершенно особое значение. Перенесение событий на полностью вымышленный остров означало бы утрату тех конкретных черт, с которыми связано название Гуадалканал для моего поколения. Поэтому я взял на себя смелость исказить ход кампании и придать остроту боевым действиям в центре этой несуществующей территории.

И, естественно, я не стремлюсь к какому-либо сходству с чем бы то ни было.

Глава 1

Два транспорта проскользнули с юга в серой предрассветной мгле; их громоздкие корпуса плавно прорезали воду, которая бесшумно несла эти корабли — такие же серые, как скрывавший их рассвет. Теперь, свежим ранним утром чудесного тропического дня, корабли спокойно стояли на якоре на рейде между двумя островами, дальний из которых казался лишь облаком на горизонте. Для команд транспортов это было обычное, хорошо знакомое задание: доставка очередного подкрепления войскам. Но для пехотинцев, являвшихся грузом, этот рейс не был ни обычным, ни знакомым, и они испытывали смешанное чувство глубокой тревоги и напряженного ожидания.

До прибытия сюда, в течение долгого морского пути, этот человеческий груз вел себя развязно, и эта развязность не была напускной. Пехотинцы входили в старую кадровую дивизию и знали, что представляют собой всего лишь груз. Они всегда были грузом, но никогда — пассажирами, и не только смирились со своей ролью, но ничего другого и не ждали. Однако теперь, когда они прибыли сюда и своими глазами увидели остров, о котором так много читали в газетах, от их самоуверенности не осталось и следа, ибо, хотя они были из довоенной кадровой дивизии, здесь им предстояло принять боевое крещение.

Готовясь к высадке на берег, никто не сомневался, что многие из них останутся здесь навсегда, однако каждый надеялся, что это случится не с ним. Тем не менее эта мысль внушала страх, и, когда первые группы солдат с полной выкладкой стали с трудом подниматься на палубу для построения, взоры всех сразу обратились на остров, куда они должны были высадиться и который мог оказаться для них братской могилой.

С палубы открывался очаровательный вид. В ярких солнечных лучах раннего тропического утра искрилась спокойная вода пролива, свежий морской ветер шевелил ветви крошечных кокосовых пальм за серовато-коричневым отлогим берегом ближайшего острова. Был еще слишком ранний час, и томительная жара еще не наступила. Ласкали взор далекие открытые пространства суши и бескрайние морские просторы. Пахнущий морем бриз мягко скользил между надстройками кораблей, обвевая лица солдат. После спертого воздуха трюма, насыщенного людским дыханием и испарениями тел, бриз казался особенно свежим. На острове позади миниатюрных кокосовых пальм простирался до подножий желтых холмов зеленый массив джунглей, а за холмами возвышались в прозрачном воздухе окутанные голубой дымкой горы.

— Так вот он какой, Гуадалканал! — сказал солдат, стоявший у поручней, и сплюнул табачный сок за борт.

— Это тебе не занюханный Таити.

Первый солдат вздохнул и снова сплюнул:

— Да-а, какое хорошее, тихое утро.

— Черт, замучило это барахло, — раздраженно пожаловался третий солдат, подтягивая ранец.

— Скоро будет еще похлеще, — сказал первый.

Маленькие жучки, в которых они распознали пехотно-десантные катера, уже отошли от берега. Одни суетливо крушились, другие направились прямо к кораблям.

Солдаты закурили. Резкие команды младших офицеров и сержантов прервали их разговор, они стали не спеша строиться, а построившись, как обычно, замерли в ожидании.

Обойдя кругом головной транспорт и тяжело подпрыгивая на поднятых им самим мелких волнах, приблизился первый катер. Им управляли два матроса в рабочих беретах и безрукавках. Один стоял за рулем, а другой оперся на планширь, чтобы не потерять равновесие, и взглянул на корабль.