Тонкая красная линия - [30]

— Похоже, это был здоровый парень. Наверное, на некоторых можно найти что-нибудь стоящее, что можно взять с собой, — сказал он в Биде предисловия и, нагнувшись вперед, схватил обутую ногу и попробовал покачать ее, чтобы посмотреть, прочно ли она держится, потом резко поднял ее и опустил.

Чтобы не отставать, солдат, стоявший рядом с бывшим гробовщиком, ступил вперед и схватил зеленоватую, полусжатую в кулак руку. Это был рядовой первого класса Хофф из второго взвода, крестьянский парень из Индианы. Стиснув ее, словно в рукопожатии, Хофф взялся за кисть другой рукой и, глупо улыбаясь, потянул ее, но и ему ничего не удалось добиться.

Попытки Куина и Хоффа словно послужили для остальных образцом для подражания. Все стали расходиться по краю могилы. Их охватило необычное возбуждение. Они толкали выступающие из земли части тел, били по ним прикладами, при этом безудержно сквернословили и дико гоготали.

Как раз в это время нашли первые «сувениры»: ржавый японский штык и ножны. Их обнаружил Долл. Наступив ногой на что-то твердое, он нагнулся и увидел штык. Когда нашли окровавленную рубашку, Долл держался в стороне и не сказал ни слова. Он не знал, что именно на него подействовало, но ему было нехорошо. Оп был так подавлен, что даже не стал охотиться вместе с другими за «сувенирами» у могилы. Увидев траншею, полную мертвых японцев, он почувствовал себя еще хуже, но нельзя было показывать это другим, поэтому он присоединился к ним, но его душа противилась этим поискам. Находка штыка несколько приободрила его. Если штык почистить и укоротить, подумал он, получится гораздо лучший походный нож, чем его собственный, дешевый. Почувствовав себя значительно лучше, он поднял штык, чтобы все видели, и объявил о находке.

На другом конце траншеи Куин все еще упорно смотрел на ногу японца. Вообще-то он собирался только похвалиться и показать людям и себе, что трупы, даже японские, зараженные бог знает какими страшными восточными болезнями, его не пугают. Но когда в дело вступил Хофф, стараясь его превзойти, а теперь этот сопляк Долл нашел японский штык…

Сильнее стиснув зубы в похожем на клавиатуру пианино оскале, Куин снова попробовал покачать ногу и, как бы бросая мертвецу вызов, начал, скрипя зубами, тянуть ее со всей своей могучей силой.

Стоя позади цепи и не принимая участия в этом шабаше, Белл с ужасом следил за всем как завороженный. Он до сих пор не мог избавиться от иллюзии, будто видит кошмарный сон и скоро проснется дома в постели с Марти, спрячет лицо на ее нежной груди и забудет обо всем. Вместе с тем Белл знал, что не хочет просыпаться; сознание опять обмануло его, показав причудливый, неясный образ Марти, стоящей где-то поблизости и наблюдающей эту сцену. Но на этот раз она не представляла себе его лежащим в могиле с высунутой ногой, как раньше видела его в той рубашке, а стояла позади и наблюдала вместе с ним. Он слышал, как она кричит: «Скоты! Скоты! Грубые животные! Почему ты не вмешиваешься? Скоты! Что ты стоишь? Останови их! Неужели у них нет человеческого достоинства? Скоты-ы-ы!» Ее крик звенел в голове, жутко замирая во мраке высоких деревьев, а он все стоял неподвижно.

Большой Куин напрягал все силы. Его лицо было красным как свекла. На шее под каской вздулись толстые вены. Обнаженные крупные зубы сверкали белизной. Из горла вырывался еле слышный свистящий звук.

Беллу было ясно, что вытащить тело за ногу нельзя. Немного сочувствуя Куину, он понимал, что, раз тот публично взялся за такое дело, ему остается либо вытащить все тело из могилы, либо признаться, что это ему не по силам. Как зачарованный, и не только тем, что видел, Белл молча наблюдал за Куином.

«Что я могу сделать, Марти? Ведь ты женщина. Ты хочешь создавать жизнь. Ты не понимаешь мужчин». Он и сам испытывал некоторую гордость и надежду, он не хотел, чтобы Куин проиграл, хотя его даже тошнило от всего этого. «Давай, Куин!» Беллу вдруг захотелось закричать во все горло: «Давай, дружище! Я за тебя!»

Стоя по другую сторону рва, Долл испытывал совершенно иные чувства. Всем сердцем и душой, яростно, ревниво, мстительно он надеялся, что Куин не победит. Он затаил дыхание и напряг мышцы живота, как бы стараясь помочь трупу не поддаваться усилиям Куина. «Будь он проклят, — думал Долл, стиснув зубы, — будь он проклят!»

Куину было не до того, чтобы обращать внимание на чье бы то ни было отношение к происходящему. Он смотрел вниз, выпучив глаза, оскалив зубы от напряжения, со свистом дыша через нос. Куин смутно чувствовал, что все бросили свои дела и наблюдают за ним. В отчаянии он напряг последние силы, казалось превышающие человеческие возможности, и нога подалась.

Медленно милосердно покрытое землей тело выползало из могилы. Сначала показалась остальная часть ноги, потом вторая нога, неестественно откинутая в сторону, потом туловище, наконец плечи и негнущиеся раскинутые руки, словно человек старался держаться за землю, чтобы не дать себя вытащить, последней показалась покрытая грязью голова. Куин с глубоким вздохом отпустил труп и отступил назад. Голова в каске была так залеплена грязью, что невозможно было распознать черты лица. Да и все тело было так покрыто грязью, что нельзя было сказать, есть ли на нем какое-либо снаряжение кроме обмундирования.