Тонкая красная линия - [154]

Сразу же за высотой 209, там, где всего лишь неделю назад они вели свой первый бой, пытаясь спрятаться хотя бы за призрачные неровности и ожидая каждую секунду неминуемой смерти, стояли ровные ряды палаточного городка, и на том самом месте, где в тот страшный день сержант Кекк пытался повести в бой свои три отделения и погиб по собственной глупости, сейчас толпились какие-то чужие, весело посмеивавшиеся солдаты. Изменилась и заросшая кустарником лощина, где в тот день их батальон был застигнут врасплох противником, попав под тяжелый минометный огонь, — теперь здесь находился гудевший, как пчелиный улей, пункт сбора донесений. А прямо через плато солдаты дорожно-строительного батальона налаживали полевую дорогу для джипов, и она тянулась, извиваясь между расходившимися вправо и влево поросшими густой травой отрогами главного хребта, туда, где возвышалась высота 210, окрещенная «головой Слона». Туда их рота и направлялась теперь, поднимая ногами клубы пыли и в то же время стараясь выглядеть подостойнее перед глядевшими на них чужими солдатами, которым всего лишь через несколько минут было суждено превратиться в «паршивых тыловых крыс». Третья рота была самой опытной в батальоне, и солдатам доставляло удовольствие думать, что уж они-то сделали немало во имя царившего теперь тут порядка, хотя, разумеется, непосредственно в наведении его и не участвовали. Да и как они могли бы тут работать, когда у них была задача намного важнее — они убивали людей.

Триумфальный марш роты оказался не очень продолжительным. Вскоре в густой тени высоких деревьев на краю джунглей, что тянулись по гребню высоты 210, она без особой шумихи сменила находившуюся здесь роту другой части. В течение недели эта рота осуществляла патрулирование, потеряв при этом двух человек убитыми и пятерых ранеными. Но особых боев ей вести не пришлось, и, скорее всего, этим можно было объяснить то явное уважение, с которым ее солдаты поглядывали на бывалых бойцов из третьей роты, принимавших у них позицию. В ответ на это они встречали лишь нахмуренные взгляды вновь прибывших — в первые же минуты нахождения на позиции третья рота узнала, что уже сегодня вечером ей предстоит разведка боем, а на завтра было запланировано наступление.

Да, подумали многие ветераны, марш в горы был хорошей прогулкой по местам прошлых боев, да только он привел их на эту высоту, а отсюда все пойдет по-другому.

Когда батальон кончил отдыхать, подполковника Толла уже не было в его рядах. Как сообщил солдатский телеграф, Коротышка пошел на повышение. В то утро никто не видел его в расположении, не появлялся он и днем, когда был привал и все роты батальона, двигавшиеся по своим маршрутам, сошлись на время вместе. Подобная необычная ситуация немедленно привела в действие скрытые, никому не подвластные я не всегда понятные, но абсолютно надежные каналы информации (они безошибочно работали не только в масштабах полка, но порой и на дивизионном уровне), которые сообщили, что Толл получил предписание срочно принять один из действующих в горах полков, командир которого заболел малярией и выбыл из строя. Это известие вызвало у многих солдат кривые ухмылки — подавляющее большинство рядовых и сержантов еле таскали ноги от тяжелейших приступов малярии, постоянно ходили с высокой температурой, но что-то никто еще не слышал, чтобы это было основанием для отправки в тыл. Во всяком случае, относительно солдат у начальства такая мысль не возникала. Немало горьких усмешек вызвало также небезосновательное предположение, что Коротышка получил свое повышение не столько за свои собственные заслуги, сколько за пот и кровь, пролитые солдатами. Существенным основанием для подобных заключений было то, что Толла назначили на должность в обход заместителя командира того полка, претендовавшего на повышение. А ведь он был полковником, хотя и во временном звании. Как бы то ни было, но о переводе Толла из их батальона никто не пожалел. Гораздо больше солдат волновало, кто прибудет на его место, да еще эта предстоящая разведка боем.

Разведку предполагалось провести в районе небольшого безлесого холма, что возвышался посреди джунглей метрах в четырехстах — пятистах от их позиции. Американцы окрестили его «Морским огурцом». Подобные названия стали уже традицией. С тех пор как какая-то умная голова в штабе присвоила наименование «Танцующего слона» той большой высоте, что была перед ними, и это прозвище прочно вошло в обиход, придумывание подобных наименований, и обязательно посмешнее, превратилось в настоящий конкурс штабного остроумия. В нем наперебой участвовали чуть ли не все офицеры штаба, главным образом молодежь, имеющие доступ к материалам аэрофотосъемки и авиационной разведки в целом. «Морской огурец» представлял собой относительно невысокий, но довольно широкий, слегка изогнутый кряж. Свое прозвище он получил из-за нескольких отрогов, вытянувшихся в сторону, противоположную берегу океана, которые чем-то напоминали пучок щупальцев, расположенных в головной части этого моллюска. Разведка высоты с помощью дозоров проводилась уже дважды, но оба раза разведывалась та ее часть, которая находилась ближе к берегу и к которой было удобнее подобраться. Оба раза поисковые группы не могли полностью выполнить задачу, будучи вынужденными отступать под сильным пулеметным и минометным огнем противника. Судя по всему, высота была сильно укреплена.