Тони и Сьюзен - [29]

— Поддерживаете ли вы смертную казнь?

Он сказал:

— Я пока не хочу отвечать на этот вопрос.

После он отправился на Лот Хилл. Мистер Кэмел показал ему участок на холмике с видом на заднюю ограду и череду дворов. Он зашел в похоронную контору, твердь веков, гранит. Равнодушно подсчитал, во сколько все обойдется. Дома он подмел внизу и запихнул одежду в стиральную машину и сушилку. Чистые простыни и полотенца для брата — в гостевую и для сестры — в комнату Хелен, думая: это цивилизованно. Я делаю то, чего раньше не делал, и это хорошо. Он встретил в аэропорту Полу, которая обняла его и плакала, и они дождались самолета Алекса. Этим вечером в доме они были втроем, воссоединившиеся дети своих родителей, хотя взрослая жизнь разлучила их так надолго, что они чувствовали себя чужими. И все же люди в доме и разговор на кухне сыграли свою роль. Будущее было вроде новорожденного дикого зверя, которого они приручали разговором. Как Тони будет теперь жить, оставаться ли ему в этом доме, сможет ли он о себе позаботиться? Пола все спланировала, купила провизии, поговорила с миссис Флейшер. Был аперитив и затем обед, который приготовила Пола, и было много воспоминаний и ностальгии. Они договорились, что, после того как Тони побудет у Полы на Кейпе, она приедет в сентябре помочь ему разобрать вещи. На День благодарения он поедет к Алексу в Чикаго, а на Рождество — опять к Поле в Уэстчестер.

Он сидел в первом ряду унитарианской церковки, прикрытый с обеих сторон Полой и Алексом, в окна тек свет. Озеро, в котором потонуло жестокое воспоминание, и жестокость исчезла. Свет с музыкой и негромкими голосами. Перед ним — две странные продолговатые формы, бок о бок, укрытые белой тканью. Тони Гастингс смутно понимал, что церковь полна людьми и люди украдкой на него взглядывают. Коллеги. Друзья Лоры, он не знал точно, кто там кто. Старшеклассники, друзья Хелен. Потом рукопожатия. Знакомые и незнакомые плакали и обнимали его. Его пробрало поднявшейся в нем волной, и он тоже плакал.

На следующее утро они с Полой заперли дом и улетели на Кейп. Поднявшись, самолет пролетел над городом. Воздух был чист, улицы и дома как на ладони. Он высматривал маленький зеленый уголок на Лот Хилл, но железная капсула уносила его от них, и, возможно, это был и не Лот Хилл. Земля смещалась, и он не мог понять, Лот Хилл это или нет. Потом были белые хлопковые облака и весь мир как море.

Рэй сказал Лу: сукин сын, блядь, ты его отпустил, теперь он донесет, и Лу сказал: черт, да откуда мне было знать, и Рэй сказал: эй, мистер, тебя жена зовет, и Пола сказала: нам будет хорошо на океане, да?

Писатель экономит на том, что известно читателю: Тони живет в Цинциннати, как и Эдвард. От этого у Сьюзен возникает странное чувство, словно она знает что-то такое, чего знать не должна. Ничего. На сегодня хватит, дружище Эдвард. Что тут скажешь? Книга крепко ее держит, это она может сказать честно. Долгое медленное погружение в злую ночь. Тони, который пытается цивилизованно держать себя в руках. Соображение о том, что цивилизованность таит в себе великую слабость. Прочная холодная гладь напряжения и иронии не дает ей определить, отражает ли эта гладь печаль, привнесенную ее воображением, или же сама источает печаль. Ирония наводит ее на мысль об Эдварде, что препятствует печали, потому что от Эдвардовой иронии ей всегда делалось не по себе.

Она кладет рукопись в папку, и даже это кажется насилием — как опускать в землю гробы: образы выходят из книги в дом. Страх и раскаяние. В этом страхе, как в зеркале, отражается страх, с которыотоп

м она начинала читать. Тогда она боялась войти в мир романа и забыть действительность. Теперь, покидая его, она боится, что не сможет вернуться. Книга паутиной оплетает место, где она сидит. Чтобы выйти, ей нужно ее продырявить. Паутина повредится, дыра разойдется, и когда она вернется, паутины уже не будет.

Она оставляет книгу. Из гостиной — на кухню. Холодильник, свет, наверх по лестнице, и Тони устраивается на покой на своих страницах. Она вспоминает, — как будто прошло много времени, столетия, неясный ужас по поводу отсутствия Арнольда, но теперь он кажется далеким, как сам Арнольд. Она думает об Эдварде. Оживают детские дела. Когда мы сидели вдвоем на крыльце, глядя через реку на Палисейдс, дети помладше играли в прятки, и мы разговаривали на важные темы, как брат с сестрой. Что потом?

Он уехал учиться. И встретил ее снова через несколько лет в аспирантуре. Ну, детская любовь, возгласила, ничего не понимая, ее мать.

Так что же пошло не так, все время спрашивала ее мать, не спрашивая. Арнольд появился, и все? Но с Эдвардом наверняка что-то было не так, ведь никто не поверит, что Сьюзен Морроу попросту поменяла его на более авантажный экземпляр. Какое злое дело сделал Эдвард?

Официально заверенное объяснение. Оно гласит: не так с Эдвардом всегда было только одно. Его характер. Все обиды быльем поросли, но его характер никуда не делся. По-настоящему его знали лишь самые близкие, потому что снаружи он был хоть куда: ответственный, внимательный, надежный. Застенчивый. Скромный. Приятный. Надо быть с ним день и ночь. Вот тогда от него полезешь на стенку.