Томас Чаттертон - [18]
Барретт (озадаченно замолкает; потом, как бы против воли, говорит). Ты — молодой человек с весьма необычными способностями, но с плохими задатками: сумасбродный и плохо приспособленный к жизни…
Бергем (перебивает его). Я заплачу мистеру Ламберту за пропавшие книги — по пять шиллингов за каждую.
Барретт (с нарастающим раздражением). Вы думаете, возмещение денежной стоимости в данном случае что-то исправит?
Бергем. Деньги это мера всех вещей.
Барретт. От смерти они не помогут; и от бездетного брака — тоже.
Бергем. Последний намек оставьте при себе: у меня шестеро подрастающих сыновей.
>(Ламберт входит, держа поднос с бокалами; Бергем откупоривает две бутылки, разливает вино).
Бергем. Между прочим, господин адвокат, наша маленькая коллегия уже разобралась с вопросом о пропаже двух книг — надеюсь, к вашему удовлетворению. Мы возместим вам денежный ущерб, каким бы образом он ни возник. Мне поручили передать вам пол-гинеи. Так были оценены книги.
Ламберт. Весьма любезно с вашей стороны. Что тут возразишь?
Бергем (берет бокал). Ваше здоровье, сэр!
>(Остальные тоже берут бокалы, последними — Томас Чаттертон и Уильям Смит).
Барретт (Томасу Чаттертону). Выпьем… чтобы ты стал более покладистым и надежным.
>(Дверь открывается; входит Ричард Филлипс).
Уильям. Твой дядя —
Томас. Он не обратит свой ум против нас.
Ричард Филлипс. Так меня пригласили на вечеринку? Даже не верится. Приветствую честную компанию. Кто здесь хозяин?
Ламберт. Вы спрашиваете обо мне, Филлипс.
Филлипс. Господин адвокат, письмо, которое вы послали матери моего племянника, оная передала мне, дабы я выступил здесь от ее имени —
Ламберт. Что ж, прекрасно… Мы готовы вас выслушать —
Филлипс. Она испугана, поскольку самоубийству нельзя дать обратный ход; я сам в этом время от времени убеждаюсь.
Кэткот. Момомогильщик Марии Рэдклиффской — не нравится мне это. Плоплоплохой знак.
Барретт. Он — дядя Томаса.
Кэткот. Хоходят слухи, будто у него есть зозолотой слиток, сплавленный изиз колец, снянятых с пальцев мертвевецов…
Томас. Возьмите мой бокал, дядя Ричард —
Филлипс. Очень любезно… Как бы то ни было, ты жив. Что твои губы не утратили способность говорить — в данный момент лучшее их качество.
>(Берет бокал и залпом осушает его).
Бергем (снова наполняет бокалы). Еще по глотку… Нас прервали.
Ламберт (обращаясь, главным образом, к Барретту). Не могу сказать наверняка, но мои старейшие фолианты (по приблизительным подсчетам, не меньше дюжины) изуродованы.
Барретт. Изуродованы? Что вы имеете в виду?
Ламберт. Из них вырезаны листы, очень тщательно… И я подозреваю, что самые ценные: иллюминированные пергаменты.
Бергем. Такие сокровища вы храните в регистратуре?
Барретт. Я постоянно ищу источники для своей истории Бристоля… И, возможно, найду здесь золотоносную жилу.
Ламберт. Томас держал эти фолианты в руках. Даже брал их домой —
Томас. С вашего разрешения, сэр.
Филлипс. Слушай и помалкивай, мальчик. Дай сперва другим вволю побрызгать слюной.
Ламберт. Случайно обнаружив повреждения, я призвал писца к ответу.
Томас. Я же не негодяй…
Барретт (тихо). Томас, мне кажется, тебе следовало бы… ради твоей же пользы… признать справедливость упреков. Что останется непроясненным, будет оценено как ущерб, который мы адвокату возместим. Угроза самоубийства — плохой способ защиты.
Томас. Не в том дело. Я здесь погрязаю в несвободе и скуке… И интуиция мне отказывает.
Барретт. Не путай состояние, обусловленное твоим возрастом, с местом, где ты работаешь.
Бергем. Когда, сэр — не считая сегодняшнего дня — вы последний раз держали в руках эти фолианты?
Ламберт. Лет двадцать назад, наверное —
Бергем. Ваша память могла с тех пор ослабнуть.
Ламберт. Так только кажется. Томас признался, что знает содержание пропавших листов. Он будто бы и мистеру Барретту письменно его изложил.
Барретт. Я так и не понял, зачем это мне —
Томас. Только в двух случаях —
Кэткот. Пополовинчатое признание, как правило, равносильно полполному.
Уильям. У правды иное лицо, чем у правдоподобия.
Кэткот. Обобъяснись, Томас, — только без увуверток.
Барретт (перебивая). Однако думай, прежде чем что-то сказать. Говори сдержанно. Покажи, что на тебя можно положиться —
Томас. Если чего-то мало, из этого не сделаешь много, сэр. Листы никто не вырезал, насколько я знаю. Насколько мне известно, в книгах попадаются сгнившие листы, ломкие, почти нечитаемые — и они распадались у меня под руками. Точнее, часть из них удалось сохранить: я склеивал кусочки, которые можно было спасти. Вот стоят книги. Убедитесь сами: они отчасти размякли, отчасти, наоборот, пересушены, а некоторые страницы слиплись из-за свечного воска или закапаны им.
Уильям. Я иногда заходил к нему и видел, как он мучается с неблагодарными книгами.
>(Томас достает с полки два фолианта; один он протягивает Барретту, другой — Бергему. Оба осторожно листают книги. Ламберта все это мало интересует, но от Барретта он не отходит).
Ламберт. Я говорил о вырезанных пергаментных страницах, а не о состоянии фолиантов.
Барретт (с неумеренным восторгом). Здесь, например, лист восстановлен просто мастерски!
Бергем (возбужденно, но тихо).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Спустя почти тридцать лет после гибели деревянного корабля композитор Густав Аниас Хорн начинает вести дневник, пытаясь разобраться в причинах катастрофы и в обстоятельствах, навсегда связавших его судьбу с убийцей Эллены. Сновидческая Латинская Америка, сновидческая Африка — и рассмотренный во всех деталях, «под лупой времени», норвежский захолустный городок, который стал для Хорна (а прежде для самого Янна) второй родиной… Между воображением и реальностью нет четкой границы — по крайней мере, в этом романе, — поскольку ни память, ни музыка такого разграничения не знают.
Модернистский роман Ханса Хенни Янна (1894–1959) «Река без берегов» — неповторимое явление мировой литературы XX века — о формировании и угасании человеческой личности, о памяти и творческой фантазии, о голосах, которые живут внутри нас — писался в трагические годы (1934–1946) на датском острове Борнхольм, и впервые переведен на русский язык одним из лучших переводчиков с немецкого Татьяной Баскаковой. «Деревянный корабль» — увертюра к трилогии «Река без берегов», в которой все факты одновременно реальны и символичны.