Том Соуер за границей - [14]

Джимъ смотрѣлъ внизъ чрезъ подзорную трубку. Онъ покачалъ головой и сказалъ:

— Масса Томъ, въ чемъ-нибудь тутъ ошибка. Я не видалъ еще ни одного негра.

— Это ничего не значитъ; они не живутъ въ пустынѣ. Но что это тамъ?.. Дай-ка мнѣ трубку.

Онъ долго смотрѣлъ и объявилъ, что видитъ какую-то черную полосу, протянутую на пескѣ, но не можетъ угадать, что это такое.

— Да это отлично, — замѣтилъ я, — вотъ тебѣ случай узнать навѣрняка, гдѣ мы находимся, потому что это самое, безъ сомнѣнія, одна изъ тѣхъ линій на картѣ, что ты называешь меридіанами долготы; мы спустимся, посмотримъ, какой на ней нумеръ, и тогда…

— Ахъ, что ты городишь, Гекъ Финнъ! Не видывалъ я еще такого болвана. Неужели ты воображаешь, что меридіаны протянуты по землѣ?

— Они нарисованы на картѣ, Томъ Соуеръ, ты это прекрасно знаешь, а тутъ одинъ и на лицо, какъ ты самъ видишь.

— Разумѣется, они на картѣ, но это не значитъ, что они и на землѣ.

— Это ты въ точности знаешь, Томъ?

— Еще бы!

— Такъ карта вретъ и тутъ. Не встрѣчалъ я еще такихъ надувалъ, какъ эта карта!

Онъ вспыхнулъ, я сталъ тоже не давать ему спуску, Джимъ сунулся и съ своимъ мнѣніемъ, такъ что, черезъ минуту, мы перешли бы и къ другимъ доказательствамъ, если бы Томъ не уронилъ свою трубку и не сталъ хлопать въ ладоши, какъ сумасшедшій, крича:

— Верблюды!.. Верблюды!

Я схватилъ другую трубку, Джимъ тоже, и стали смотрѣть, но и былъ разочарованъ и сказалъ:

— Верблюды! Ахъ, ты, простофиля!.. Это пауки.

— Пауки въ пустынѣ, сельдище ты! Пауки, которые шествуютъ вереницей!.. Ты никогда не размышляешь, Гекъ Финнъ; впрочемъ, съ тебя нечего взять; тебѣ нечѣмъ размышлять. Не знаешь ты развѣ, что мы на цѣлую милю высоты надъ землею, а эта полоска копошащихся тамъ существъ въ двухъ или трехъ миляхъ еще отсюда? Пауки! Вотъ сказалъ! Пауки величиною съ корову? Не желаешь-ли пойти подоить одного изъ нихъ?.. Нѣтъ, это верблюды. Идетъ караванъ, вотъ это что, и онъ растянулся на цѣлую милю.

— Если такъ, то опустимся и взглянемъ на него. Я твоимъ словамъ не повѣрю, пока самъ не увижу и не пойму.

— Ладно, — сказалъ онъ и скомандовалъ:- Внизъ!

Когда мы спустились до жаркаго слоя воздуха, то могли уже разглядѣть, что это были, въ самомъ дѣлѣ, верблюды, которые шли одинъ за другимъ, нескончаемой вереницей, и навьюченные мѣшками; а съ ними шло нѣсколько сотъ человѣкъ, всѣ въ длинныхъ бѣлыхъ одеждахъ, а на головахъ у нихъ были наверчены какъ бы шали съ бахромами и кистями назади. У нѣкоторыхъ изъ этихъ людей были длинныя ружья, у другихъ нѣтъ, и одни ѣхали верхомъ, другіе были пѣшіе. А погода была… хоть сжарься. И какъ медленно они подвигались! Мы разомъ спустились и застоповали въ сотнѣ ярдовъ надъ ними.

Всѣ они завопили, кто попадалъ ничкомъ, кто сталъ стрѣлять въ насъ, остальные разбѣжались во всѣ стороны; верблюды тоже за ними.

Увидавъ, что мы надѣлали такую тревогу, мы поднялись опять на милю, въ прохладный слой, и стали наблюдать оттуда, что будетъ. Прошло съ часъ времени, пока они опять собрались, устроились въ рядъ и двинулись съ мѣста; но мы могли видѣть въ подзорныя трубки, что они не обращали вниманія ни на что, кромѣ насъ. Мы слѣдили за ними нашими подзорными трубками и примѣтили тутъ большой песчаный бугоръ, и за нимъ, какъ будто, кучку людей; а на самой вершинѣ этого бугра точно бы лежалъ человѣкъ, который приподнималъ голову по временамъ, наблюдая не то за караваномъ, не то за нами, мы не могли этого разобрать. Когда караванъ приблизился, этотъ человѣкъ сползъ съ бугра и подбѣжалъ къ кучкѣ людей и лошадей, прятавшихся тамъ, — мы уже могли теперь различать все хорошо, — и тотчасъ всѣ эти люди вскочили въ сѣдло и понеслись, съ быстротою пожара, иные изъ нихъ съ ружьями, другіе съ пиками, но всѣ крича во все горло.

Они налетѣли, какъ вихрь, на караванъ и, черезъ минуту обѣ стороны столкнулись, смѣшались и началась такая пальба) что въ вѣкъ не услышишь, а воздухъ до того застлался пескомъ, что можно было слѣдить за боемъ только урывками. Всѣхъ сражавшихся было человѣкъ шестьсотъ, и страшно было смотрѣть на эту схватку. Скоро они раздѣлились на отдѣльныя кучки и пошла уже тутъ рукопашная; видно было, какъ они схватывались, разбѣгались и нацѣливались другъ въ друга; а когда дымъ разсѣевался поболѣе, то открывалось пространство, усѣянное валявшимися убитыми или ранеными людьми и верблюдами. Много верблюдовъ носилось тоже изъ стороны въ сторону.

Наконецъ, разбойники увидали, что имъ не одолѣть; ихъ атаманъ подалъ сигналъ и тѣ изъ нихъ, что были еще цѣлы, стали отступать и поскакали назадъ по равнинѣ, причемъ находившійся сзади прочихъ подхватилъ одного ребенка и помчался прочь, посадивъ его передъ собой на сѣдло. Какая-то женщина бросилась вслѣдъ за нимъ съ плачемъ и воплемъ, отдѣляясь совершенно отъ своего каравана, но это ей не помогло, и мы видѣли, что она упала на землю и закрыла себѣ лицо руками. Тогда Томъ взялся за руль и мы понеслись за дикаремъ, налетѣли на него со свистомъ и вышибли его изъ сѣдла, вмѣстѣ съ ребенкомъ. Хищнику-то досталось порядкомъ, но ребенокъ нисколько не ушибся, а только лежалъ, мотая ручками и ножками въ воздухѣ, какъ жучокъ, который упалъ на спинку и не можетъ поворотиться. Дикарь отправился, пошатываясь, ловить своего коня и не могъ отгадать, что такое съ нимъ приключилось, потому что мы были уже въ трехъ или четырехъ сотняхъ ярдъ отъ земли въ это время.