Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман - [37]

— Мутеселлим, у меня было кое-что тебе передать, но поскольку я вынужден был ждать, то уже все позабыл. Бей, значит, пошлет тебе другого гонца, который, пожалуй, не забудет, что сообщить, если ему не придется опять долго ожидать в приемной.

Последнее слово он произнес уже у двери и затем исчез. У коменданта отвисла челюсть. Такого поворота дела он явно не ожидал. Я же про себя отметил, что ни один европейский посол не смог бы поступить корректнее этого юного простого курда. Первым порывом моим было бежать за ним и высказать ему свои почтение и признательность. Мутеселлим тоже хотел кинуться за ним, правда с другим намерением.

— Негодяй! — крикнул он, подпрыгнув. — Я…

Мутеселлим опомнился и остановился. Я с безразличным видом набил чубук и зажег его.

— Эмир, что ты скажешь на это? — спросил он.

— Я знал, что так будет. Курд — не лицемерный грек. Вот как только поступит бей из Гумри после случившегося? А что скажет мутасаррыф?

— Ты что, расскажешь мутасаррыфу?

— Я-то промолчу, но он сам поймет, увидев последствия.

— Я позову сейчас этого курда обратно, эмир!

— Он не вернется.

— Но я не хочу его гневить!

— Курд не поверит вашим добродетелям, только один человек может склонить его к тому, чтобы вернуться.

— Кто же это?

— Я.

— Ты?

— Да. Я его друг, наверное, он меня послушает.

— Ты его друг? Ты его знаешь?

— В первый раз я увидел его в твоей приемной. Но я заговорил с ним как с человеком, который является посланником бея, и это сделало его моим другом.

— Ты не знаешь, где он остановился?

— Знаю.

— Где? Он, видимо, уехал из Амадии. Его лошадь стояла внизу.

— Он в моей квартире, куда я его пригласил.

— Ты его пригласил? Он будет у тебя обедать?

— Я приму его как гостя, но главное — я должен доверить ему одно послание бею.

Мутеселлим удивился еще больше:

— Что за послание?

— Я думал, ты дипломат! Спроси мутасаррыфа!

— Эмир, ты говоришь загадками.

— Ты, с твоей мудростью, скоро их разгадаешь. Я хочу тебе сказать откровенно, что ты совершил ошибку, и, поскольку не хочешь ни принять мой совет, ни внять моему уроку, позволь мне, по меньшей мере, исправить твою ошибку. Я пошлю бею из Гумри мирное послание.

— Мне нельзя с ним познакомиться?

— Я хочу сообщить тебе по секрету, хотя это дипломатическая тайна, — мне нужно передать ему подарок.

— От кого?

— Этого я, право, не могу сказать, но ты, очевидно, сможешь легко угадать, если я тебе признаюсь, — этот чиновник и повелитель, от которого исходит послание, живет на западе от Амадии и стремится к тому, чтобы бей из Гумри не был его врагом.

— Господин, теперь я вижу, что ты действительно доверенный мосульского мутасаррыфа.

Мой визит к этому коменданту принял совершенно неожиданный, даже удивительный оборот. За кого он меня принимал — это можно только предполагать. У него вряд ли хватило бы способностей быть даже хорошим старостой, не то что мутеселлимом, и, тем не менее, мне было его жаль, когда я думал о том положении, в котором он окажется, если наш план удастся. Я бы с радостью пощадил его, но такой возможности у меня не было.

Мы отложили наш разговор, потому что принесли еду, состоявшую из нескольких кусков одолженного барана и постного плова. Комендант усердно набивал желудок и забыл при этом полностью о нашем разговоре. Насытившись, он спросил:

— Ты в самом деле примешь у себя курда?

— Да, потому что, я думаю, он сдержит свое слово.

— Ты его пошлешь ко мне обратно?

— Если ты этого хочешь, то да.

— А станет ли он тебя ждать?

Это был легкий намек на то, что и в моем случае посланник потеряет терпение. Поэтому я ответил:

— Он скоро придет, потому будет разумнее, если я не буду утомлять его ожиданием. Разрешишь ли ты нам покинуть тебя?

— При условии, что ты мне обещаешь сегодня вечером быть опять моим гостем.

— Я обещаю. Когда ты хочешь, чтобы я появился?

— Я дам тебе знать через Селима-агу. В общем, добро пожаловать ко мне в любое время, когда захочешь.

Таким образом, наш праздничный обед не занял много времени. Мы пошли, учтиво сопровождаемые мутеселлимом до самых ворот. Там нас ждали слуги с лошадьми.

— У тебя есть башибузук? — спросил комендант.

— Да, в качестве хаваса. Мутасаррыф предлагал мне большую охрану, но я привык сам себя защищать.

Теперь он увидел моего вороного.

— Что за лошадь! Ты сам ее вырастил или же купил?

— Это подарок.

— Подарок! Господин, подаривший тебе его, явно князь! Кто это?

— Это тоже секрет, но, быть может, ты скоро увидишь того, кто подарил мне этого коня.

Мы вскочили на лошадей, и сразу же Селим-ага проорал караулу, ждавшему нашего появления:

— В ружье! Целься!

Они прицелились, но стволы ружей смотрели кто куда.

— Музыка!

Раздались прежний скулеж и звук кофемолки.

— Пли!

Но — увы! Половина этих ужасающих ружей так и не выстрелила. Бешено завращал глазами ага; солдаты усердно возились с оружейными замками, но лишь после того, как я завернул за угол, раздалось тихое клацанье. Очевидно, из каких-то стволов выпали пыжи.

Когда мы добрались домой, курд уже сидел в моей комнате на ковре и курил из моей трубки мой табак. Это порадовало меня, значит, наши взгляды на гостеприимство сходятся.

— Добро пожаловать, друг! — приветствовал я его по-курдски.