Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман - [31]
— Ишь ты, знаешь! У нее был почетный титул «хан», как и у всех женщин этой сиятельной семьи. Его, то есть Исмаил-пашу, обложил Инджу Байракдар Мохаммед-паша. Он взорвал стены замка и взял его приступом. Потом Исмаила и Эсме-хан отвезли в качестве пленников в Багдад… Здесь же, в этом доме, она жила и благоухала. Эмир, мне очень хотелось бы еще раз увидеть ее здесь!
— Это она посадила эту петрушку и чеснок?
— Нет, — серьезно ответил он, — это сделала Мерсина, моя домоправительница.
— Тогда возблагодарим Аллаха, что вместо Эсме-хан у тебя есть эта сладкая Мерсина.
— Эфенди, порой она бывает очень ядовита!
— Не ропщи на это, Аллах ведь распределил дары по-разному. И то, что ты должен вдыхать аромат этой Мерсины, наверняка было записано в Книге.
— Именно так! Но скажи, может быть, ты арендуешь этот сад? Сколько ты за него требуешь?
— Если вы заплатите мне по десять пиастров за каждую неделю, можете вспоминать там Эсме-хан сколько вам заблагорассудится!
Я медлил с ответом. Сад примыкал к задней стене здания, где я заметил два ряда маленьких отверстий. Это выглядело как тюрьма.
— Я не думаю, что сниму этот сад.
— Почему?
— Мне не нравится эта стена.
— Стена? Отчего же, эфенди?
— Я недолюбливаю такое соседство, как тюрьма.
— О, люди, которые там сидят, тебе не помешают. Эти отверстия так высоки, что их невозможно достать. К тому же они очень маленькие.
— Это единственная тюрьма Амадии?
— Да. Другая развалилась. Мой унтер-офицер надзирает над пленниками.
— И ты утверждаешь, что они мне не помешают?
— Обещаю — ты ничего не увидишь и не услышишь.
— Хорошо, тогда я дам тебе десять пиастров. Значит, за неделю ты получишь от нас тридцать пять пиастров. Разреши за первую неделю заплатить сразу.
Лицо его расплылось в улыбке от удовольствия, когда я это предложил. Англичанин заметил, что я полез в карман, и затряс головой, вытащив свой собственный кошелек и подав его мне. Его явно не обременяла такая трата, поэтому я вытащил из кошелька три цехина и дал их аге.
— Вот, возьми! Остальное — бакшиш для тебя.
Это было вдвое больше по сравнению с тем, что он должен был получить. Повеселев, он произнес с глубоким почтением:
— Эмир, Коран говорит — кто дал вдвое больше, тому все это Аллах возместит во сто крат. Аллах твой должник, он тебя богато одарит.
— Нам нужны лишь ковры и трубки для наших комнат. Где я могу их одолжить, ага?
— Господин, если ты дашь еще две такие монеты, ты получишь все, что только пожелает твое сердце!
— Возьми деньги!
— Я уже спешу принести вам все необходимое.
Мы покинули сад. Во дворе стояла Мерсина, душа дворца. Ее руки были измазаны в саже. Она мешала указательным пальцем разогретое в миске масло.
— Эмир, тебе подошли наши комнаты? — справилась она.
Здесь до нее, видимо, дошло, что палец вовсе не заменяет ложку; она быстро его вытащила и осторожно облизала.
— Я сниму их, а также сарай и сад.
— Он уже все заплатил, — сказал довольный ага.
— Сколько? — спросила она.
— Тридцать пять пиастров за первую неделю.
О своем бакшише плут ничего не сказал. Значит, он и здесь был под башмаком у своей Мерсины! Я взял из кошелька еще один цехин и дал его ей.
— Вот возьми, жемчужина радушности! Это первый бакшиш для тебя. Если мы будем довольны тобой, то получишь еще больше.
Она поспешно схватила деньги и сунула их за пояс.
— Я благодарю тебя, о Господи! Я уж послежу за тем, чтобы ты чувствовал себя в моем доме так же вольготно, как на коленях праотца Ибрахима. Я вижу, что ты эмир храбрых воинов, которые чтят женщин и дают им бакшиш. Идите наверх, в ваши комнаты! Я сделаю жесткий рис — пиринч и хорошенько полью его растопленным маслом.
При этом, как бы забывшись, она вновь сунула палец в миску и по старой привычке стала мешать им масло. Ее предложение было крайне заманчиво, но… брр!
— Твоя доброта велика, — отвечал я, — правда, у нас нет времени ее оценить, мы должны сейчас же выйти прогуляться.
— Но ты хочешь, чтобы я приготовила кушанья, эмир?
— Ты ведь говорила, что тебе приходится денно и нощно работать, только чтобы угождать аге, поэтому мы не смеем тебе больше докучать. Кстати, нас часто будут приглашать к столу, ну а если этого не случится, мы закажем еду где-нибудь в трактире.
— Но ты ведь не откажешь мне в торжественном обеде!
— Ладно уж, тогда свари нам несколько яиц, ничего другого нам нельзя сегодня есть.
Пожалуй, это единственное блюдо, которое можно было без опаски вкушать из рук этой «нежной» Мерсины.
— Яйца? Хорошо, будут вам яйца, эмир, — торопливо отвечала она, — но, когда вы их съедите, оставьте скорлупки Селиму-аге, они нужны нам как бокалы, а этот человек был столь неосторожен, что разбил все скорлупки.
Мы зашли на короткое время в наши комнаты, где скоро появился ага с одеялом, коврами и трубками, которые он одолжил у торговцев. Они были новые и поэтому чистые, так что мы могли быть довольны. Позже возникла Мерсина с крышкой от старой деревянной коробки, что должно было означать поднос. Там лежали яйца, наш торжественный обед! Рядом покоились полусгоревшие лепешки и стояла знаменитая миска с маслом, окруженная несколькими яичными скорлупками, в которых лежала грязная соль, грубо помолотый перец и какой-то подозрительный порошок, похожий на тмин. Ножей или ложек для яиц, естественно, не было.
