Том 9. Ave Maria - [77]
– Меня здесь чуть не убило, – вспомнила, например, Александра.
– Это как? – спросил Адам, забавлявшийся длинными тенями своих высоко поднятых рук на бревенчатой стене.
– Молнией.
– Да ты что?! – Адам опустил руки.
– Молнией. Был ясный июньский день с легкими облачками на небе. Парило. Там во дворе между двумя железными столбами протянута проволока. Я вешала Катины пеленки и прочие постирушки. Вдруг как ослепит. Глаза открыла: в двадцати сантиметрах от меня дымится пробитая насквозь, – Александра запнулась, – не помню точно, кажется, простынка. – Александра прекрасно помнила, что пробило молнией не простынку, а бежевую гражданскую ветровку Ивана. Помнить-то помнила, но сказать об этом не захотела. – Потом и гром грянул.
– В рубашке родилась.
– И мама то же сказала.
– Я так и не знаком с твоей матерью.
– Может, еще познакомишься.
– Вряд ли. Значит, говоришь, здесь роковое место?
– Почему же роковое, если я осталась жива и здорова.
– Логично. Только у жизни с логикой не всегда все в порядке.
– Ладно, Адась, не нагоняй страха, давай о веселом.
– Пощекотать тебя, что ли? – глумливо предложил Адам, зная, как панически боится Александра щекотки.
– Ой, не надо, лучше я тебя съем! – И она стала отчаянно и беспорядочно целовать его.
Длинная зимняя ночь пролетела одним прекрасным мгновением. К утру даже прогорела печка, они проспали и не подложили вовремя дров, которых еще оставалось много.
– Печку разжечь? – спросил Адам. – Хотя скоро шесть, да и теплынь в комнате, – ответил он сам себе, взглянув на наручные часы с фосфоресцирующим циферблатом.
– Пора бечь, – как сказала бы моя подружка Надя-булка, – кстати, она меня в роддом отводила по такому ливню, что ой-ой-ой! Раньше ее звали Надя-булка, а теперь – Надя-неотложка. У нее много дурных качеств, но в случае чего она первая бросается на помощь хоть знакомому, хоть незнакомому человеку.
– Бывает, – зевнул Адам, – в каждом из нас чего только не намешано.
– Катя вчера облезлого кутенка с помойки в дом притащила.
– Ну и что? – заинтересованно спросил Адам.
– Оставили, куда деваться. Он такой жалкий. Я вообще обожаю собак, они лучше нас.
– Лучше нас быть нетрудно, – сказал Адам как-то очень спокойно и уверенно, как само собой разумеющееся.
Александра не нашлась, что ответить.
– Слушай, у меня что-то внизу живота болит, справа, – вдруг сказал Адам.
– Сильно?
– Сейчас – да.
– Давно?
– Правду сказать, еще как в поезд сел, то отпускало, то опять, но в поезде, знаешь, старался не обращать внимания, да и спал много.
– И что же ты молчал?
– Не до этого было, – усмехнулся Адам.
– Подними правую ногу. Опусти. Больно?
– Пожалуй.
– Дай, я посмотрю живот. Расслабься. Я говорю: расслабься!
– Расслабился, как мог.
– Нет, все равно живот у тебя напряжен, очень… Еще секунду, – Александра сильно нажала справа в подвздошной области и резко убрала свою руку.
– О-о! – невольно вскрикнул Адам.
– У тебя Щёткин[30] положительный! Подъем! – скомандовала Александра и притронулась тыльной стороной ладони ко лбу Адама. – Да ты весь горишь! Как же я этого давно не почувствовала! Вставай, Адась, надо немедленно в город. Если это аппендицит, и уже третий день… Все здесь бросаем и полетели. Одевайся, я быстренько разогрею машину. – Сухость во рту есть?
– Пожалуй.
– Ты понимаешь, – это аппендицит! Эт-то…
– Понимаю, – вяло сказал Адам, – все понимаю…
Одевшись, Александра включила электрический свет. Маленькая лампочка без абажура светила каким-то ядовито-желтым, тревожным светом.
Когда Александра вернулась с улицы от работающего автомобиля, Адам уже оделся. Ей очень не понравилось его лицо: глаза впали, черты заострились и заострились как-то так нехорошо, что это совсем не было похоже на результат бурной ночи. К сожалению, Александра видела на своем веку тысячи таких «пограничных» лиц. Это Папиков называл такие лица «пограничными», имея в виду границу между жизнью и смертью. Панический страх охватил Александру.
– Все, поехали. Здесь я все потом заберу. Возьму только чемодан, – Александра подняла за ручку чемодан Адама.
– Икру возьми.
– Икру? Бог с ней, потом. Пошли! Ты можешь идти?
– Могу. Икру возьми – Ксения передала ее для Кати. – Адам сам взял со стола литровую банку с икрой, которую они так и не открыли за всю ночь.
– Еще плед – завернешься, – сдирая с кровати толстый китайский плед, сказала Александра.
Выйдя вслед за Адамом из дома, она быстро закрыла его на висячий замок.
– Садись на заднее сиденье. Обожди, плед кину. Вот так. Давай садись.
Адам кое-как влез на заднее сиденье, шляпа на голове сбилась у него на левый бок, галстук на шее съехал на правый. Его знобило, лоб покрылся бисеринками холодного пота, и боль все усиливалась, странная, блуждающая боль, а может быть, ему только так казалось, что она блуждающая.
А банку с икрой для Кати он все-таки донес до машины, и Александра положила ее на переднее сиденье рядом с собой.
– Поехали.
По дороге их дважды останавливали постовые, но, слава богу, отпускали, поняв, что к чему.
Без десяти минут в семь часов утра она привезла его в приемный покой родной хирургии. Александра Суреновича Папикова в этот час, разумеется, еще не было на работе, но и без него ее, Александру, здесь все знали и уважали.
Впервые в русской литературе па страницах романа-эпопеи Вацлава Михальского «Весна и Карфагене» встретились Москва и Карфаген – Россия и Тунис, русские, арабы, французы. Они соединились в судьбах главных героинь романа Марии и Александры, дочерей адмирала Российского Императорского флота. То, что происходит с матерью главных героинь, графиней, ставшей и новой жизни уборщицей, не менее трагично по своей силе и контрастности, чем судьба ее дочерей. В романе «Весна в Карфагене» есть и новизна материала, и сильная интрига, и живые, яркие характеры, и описания неизвестных широкой публике исторических событий XX века.В свое время Валентин Катаев писал: «Вацлав Михальский сразу обратил внимание читателей и критики свежестью своего незаурядного таланта.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Храм Согласия, вероятно, возвышался на одном из холмов Карфагена, рядом с Храмом Эшмуна. Мы только начинаем постигать феномен Карфагена, чьи республиканские институты, экономические концепции и желание мира кажутся сегодня поразительно современными.Мадлен Ур-Мьедан,главный хранитель музеев Франции. 1Четвертая книга эпопеи "Весна в Карфагене". Журнальный вариант. Книга печаталась в журнале "Октябрь".
Роман `Одинокому везде пустыня` продолжает цикл романов Вацлава Михальского о судьбах двух сестер - Марии и Александры, начатый романом `Весна в Карфагене`, за который писатель Указом Президента РФ от 5 июня 2003 года удостоен Государственной премии России. Впервые в русской литературе на страницах романа Вацлава Михальского `Весна в Карфагене` встретились Москва и Карфаген - Россия и Тунис, русские, арабы, французы. Они соединились в судьбах главных героинь романа, дочерей адмирала Российского Императорского флота.
Роман "Для радости нужны двое" продолжает цикл романов Вацлава Михальского о судьбах двух сестер — Марии и Александры, начатый романами "Весна в Карфагене", за который писатель Указом Президента РФ от 5 июня 2003 года удостоен Государственной премии России, и "Одинокому везде пустыня".В романе "Для радости нужны двое" читатель вновь встречается с Марией и Александрой, но уже совсем в другом времени — на пороге и за порогом Второй мировой войны. В свое время Валентин Катаев писал: "Вацлав Михальский сразу обратил внимание читателей и критики свежестью своего незаурядного таланта.
Большинство персонажей повести «Катенька» — люди, чьё детство и молодость прошли в царской России. Повествуя о событиях начала ХХ века, главными героями произведения делает не традиционных в таких случаях «борцов с режимом», революционеров и т.п., а обычных людей — Григория Маркова и Катеньку Малову.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
Впервые в русской литературе на страницах романа-эпопеи Вацлава Михальского «Весна в Карфагене» встретились Москва и Карфаген – Россия и Тунис, русские, арабы, французы. Они соединились в судьбах главных героинь романа – Марии и Александры, дочерей адмирала Российского Императорского флота. То, что происходит с матерью главных героинь, графиней, ставшей в новой жизни уборщицей, не менее трагично по своей силе и контрастности, чем судьба ее дочерей. В романе «Весна в Карфагене» есть и новизна материала, и сильная интрига, и живые, яркие характеры, и описания неизвестных широкой публике исторических событий ХХ века.
Вот уже более ста лет человечество живет в эпоху нефтяной цивилизации, и многим кажется, что нефть и ее производные и есть главный движитель жизни. А основа всего сущего на этом свете – вода – пока остается без внимания.В третьем томе собрания сочинений Вацлава Михальского публикуется роман «Тайные милости» (1981–1982), выросший из цикла очерков, посвященных водоснабжению областного города. Но, как пишет сам автор, «роман, конечно, не только о воде, но и о людях, об их взаимоотношениях, о причудливом переплетении интересов».«Почему „Тайные милости“? Потому что мы все живем тайными милостями свыше, о многих из которых даже не задумываемся, как о той же воде, из которой практически состоим.
Собрание сочинений Вацлава Михальского в 10 томах составили известные широкому кругу читателей и кинозрителей романы «17 левых сапог», «Тайные милости», повести «Катенька», «Баллада о старом оружии», а также другие повести и рассказы, прошедшие испытание временем.Значительную часть собрания сочинений занимает цикл из шести романов о дочерях адмирала Российского императорского флота Марии и Александре Мерзловских, цикл романов, сложившийся в эпопею «Весна в Карфагене», охватывающую весь XX в., жизнь в старой и новой России, в СССР, в русской диаспоре на Ближнем Востоке, в Европе и США.В первый том собрания сочинений вошли рассказы и повести, известные читателям по публикациям в журналах «Дружба народов», «Октябрь», а также «Избранному» Вацлава Михальского (М.: Советский писатель, 1986)
На страницах романа Вацлава Михальского «Прощеное воскресенье» (ранее вышли – «Весна в Карфагене», «Одинокому везде пустыня», «Для радости нужны двое», «Храм Согласия») продолжается повествование о судьбах главных героинь романа – Марии и Александры, дочерей адмирала Российского Императорского флота, в которых соединились пути России и Туниса, русских, арабов, французов. В романе «Прощеное воскресенье» есть и новизна материала, и сильная интрига, и живые, яркие характеры, и описания неизвестных широкой публике исторических событий XX века.