Том 8. Вечный муж. Подросток - [307]
Несколько больший резонанс „Подросток“ вызвал во Франции, где впервые был переведен в 1902 г.[314] До этого Франция была слабее осведомлена о творчестве Достоевского, чем Германия. М. де Вогюэ, авторитет которого как специалиста в области русской литературы долгое время был во Франции непререкаемым, в книге „Русский роман“ (1886) ограничивается в отношении „Подростка“ лишь брошенным вскользь замечанием о том, что роман этот, по его мнению, значительно уступает своим старшим братьям. Перевод романа на французский язык критика встречает с некоторым скептицизмом. Рецензентка ежемесячника „Меркюр де Франс“ Рашильда (псевдоним М. Эймери, в замужестве Валетт, известной в то время писательницы, близкой по духу к натуралистической школе — ее учителями были Гюисманс и братья Гонкуры), называет книгу „слишком громоздкой“.[315] Постоянный рецензент журнала „Ревю блё“ Ж. Эрнест-Шарль отозвался о „Подростке“ как о произведении хаотическом и беспорядочном (подобное мнение во Франции довольно распространено до наших дней). „Это — огромная, необъятная книга, — писал он. — В ней множество всевозможных идей и мнений. Все хаотически перемешано настолько, что даже невозможно уяснить себе, о чем этот роман. Что предполагал создать Достоевский? То ли он собирался изучить характер молодого человека, находящегося в том возрасте, когда вступают в активную жизнь, когда больше мечутся, нежели действуют? То ли он хотел изобразить нравственную участь молодого поколения русских людей в тот момент, когда в России, как и во всем мире, множество перемен? Или же он пытался проследить внутренний распад российских семейств в тот час, когда все слои и классы смешались и нанесли друг другу ущерб? Какой он хотел написать роман — философский, религиозный или нравственный? Или же он просто решил запечатлеть сложную жизненную драму со всеми ее перипетиями? На все эти вопросы невозможно ответить точно. Любой из этих замыслов живет в его книге; но все они присутствуют в ней одновременно, тесня друг друга. Все в ней перепутано, и само действие беспорядочно и бессвязно, труднопостигаемо. Оно вызывает в нас растерянность. Таковы и герои книги…“.[316] Эрнест-Шарль утверждал, что Достоевский, автор „Подростка“, находился под влиянием французской литературы, и говорил об явной, с его точки зрения, общности характеров Аркадия Долгорукого и Жюльена Сореля.[317] О хаотичности романа писал и М. Арно („Ревю бланш“), который, впрочем, добавлял, что „книга эта написана со страстью и ее надо читать на одном дыхании“.[318] „Подросток“ оказался последним из романов Достоевского, переведенных в странах английского языка. Э. Скайлер (Schuyler), один из первых популяризаторов русской литературы в Соединенных Штатах, дал краткий отзыв о нем уже в год выхода романа в свет на русском языке (1875). В этом отзыве, опубликованном в журнале „Атенеум“, Скайлер, отмечая „истинно великий талант“ Достоевского, упрекал русского писателя в том, что он „придал слишком много значения отдельным эпизодам, беспорядочно изложил основной сюжет и чрезмерно растянул все свои доводы“.[319] Подобная оценка „Подростка“ сохранялась как в Западной Европе, так и в Америке весьма долго.[320]
Неудивительно поэтому, что впервые опубликованный в 1916 г. перевод романа на английский язык (осуществленный Констанцией Гарнетт)[321] долгое время переиздавался сравнительно редко.[322]
Перелом в восприятии „Подростка“ за рубежом обозначился лишь в 1920-х годах. Непонятый и недооцененный западноевропейской критикой XIX в., этот роман Достоевского, как и все наследие русского писателя в целом, обретает новое значение для читателей и критики в эпоху общего кризиса капитализма, когда в большинстве буржуазных стран все более заметным становится упадок унаследованных, традиционных общественных и культурных ценностей и одновременно ширится разочарование в них молодого поколения, в результате чего, с одной стороны, среди молодежи усиливается нравственное разложение, а с другой — возрастают настроения протеста и углубляются духовные искания, что ведет в литературе к своеобразному возрождению и обновлению традиций „воспитательного“ романа.
Рост интереса к „Подростку“, обусловленный этой исторической обстановкой, разнообразное восприятие и трансформация его проблематики получили отражение в таких известных романах XX в., как „Фальшивомонетчики“ А. Жида (1925),[323] „Дело Маурициуса“ Я. Вассермана (1928), романы о молодежи Л. Франка, „Волк среди волков“ Г. Фаллады (1937; в первой половине этого романа образ ночного Берлина периода инфляции 1920-х годов с его игорными домами создан под сильнейшим воздействием „Игрока“ и „Подростка“ Достоевского), „Подросток былых времен“ Ф. Мориака (1967) и др.
Естественно, что в этой обстановке волна новых переводов из Достоевского в Западной Европе, обозначившаяся с конца 10-х — начала 20-х годов нашего века, коснулась и „Подростка“.
