Том 7. Дядя Динамит и другие - [22]

— Нет.

Галли глубокомысленно кивнул.

— Так я и думал. В женской школе я не учился, но собрания представляю. Вспоминают хоккейные матчи, и ссору Анджелы с Изабел, и тот незабываемый вечер, когда Флосси намазала на хлеб ваксу вместо паштета. Благоразумные девицы этих сборищ избегают. Что ж, ободритесь, все позади, на будущий год не поедете. А у меня для вас приятная новость.

Мраморные черты вроде бы дрогнули, но обладательница их осталась сдержанной и холодной. Глядя на нее, Галли вспомнил Снежную королеву из балета.

— Знаю, — сказала она, — я была у озера.

— А, вы его видели?

— Издалека.

— Вблизи он еще лучше. Крикнули «Эгей!»?

Линда презрела этот вопрос, если не считать ответом подергивание верхней губы.

— Вам не стоит так утруждать себя, мистер Трипвуд.

— Просто Галли. Так? Как именно?

— Я думаю, трудно было втащить его в замок.

— Усилия любви!

— Бесплодные. Я с ним говорить не буду.

— Не будете?

— Нет.

— Даже здороваться?

— Поздоровается — отвечу.

— Он огорчится.

— Очень хорошо.

Никто не назвал бы ее поведение обнадеживающим, но Галди, переубеждавший букмекеров, не боялся обычной барышни, хотя бы и с неважным характером; а потому — продолжал:

— По-моему, моя дорогая, вы делаете большую ошибку. Нельзя губить жизнь из-за мелких огорчений. Вы прекрасно знаете, что он — сказочный принц. В гольф когда-нибудь играли?

— Да. При чем это тут?

— Его гандикап — шесть.

— Знаю.

— А ваш?

— Восемнадцать.

— Вот видите! Кому не нужен муж, перед которым ты склонишь голову, глядя на шар? Да вы и сами заметили, что души у вас — близнецы. Вы и Джон Палк Халлидей…

— Что после Джона?

— Палк. Это от «Палка». Такой инструмент. Прозвище его отца в клубе «Пеликан». Решил увековечить. Жена и пастор были против, но он переспорил. Сильный человек. Джонни в него.

— Меня это не касается.

— Это вы так думаете.

— Верно. Думаю.

Галли вздохнул и принялся протирать монокль, прекрасно понимая заклинателей, которые никак не могли справиться с глухим аспидом. Это навело его на мысль, и он прибег к Писанию.

— Я знаю, где вы ошиблись, — сказал он.

— Ну, где?

— Солнце зашло во гневе вашем? Зашло. А это плохо, всякий вам скажет.

Линда помолчала; видимо, она думала.

— Мне кажется, — сказала она, — это не гнев.

— Очень похоже.

— Да, сперва я разозлилась, но теперь я все ясно вижу. Вы понимаете?

— Нет.

— Объяснить трудно.

— Попробуйте.

— Вас не выкатывали в смоле и перьях?

— Не припомню.

— А меня — выкатали. Тогда, в суде. Он завел все эти «Я полагаю» или там «Убеждены ли вы?», и я поняла, что никогда этого не забуду. Ну какой тут брак?

— Чепуха!

— Нет, не чепуха. Вообще за юристов нельзя выходить замуж.

— Они же вымрут!

— Давно пора.

— Чем они так плохи?

— Всем. Садисты. Услаждаются, мучая свидетелей.

— Выполняют свой долг, только и всего.

— Услаждаются.

— И Джонни?

— Он первый.

— Вот вы и ошиблись. Он страшно мучился, просто весь извелся. Но долг есть долг. Он взял у Клаттербека деньги, должен отработать. Я лично им восхищаюсь. Пример для всех нас. Люций Юний Брут.[18]

— Кто?

— Вы не знаете Люция Юния?

— Не знаю.

— Ну и учат в этих ваших школах! Надо было пойти в Итон. А может, времени не было, все играли в хоккей?

— Ни в какой я хоккей не играла.

— Ну, в пинг-понг. Люций Юний Брут был юрист, судья, и однажды перед ним предстал его сын. Вину доказали, никакой Перри Мейсон[19] не вызволил бы подсудимого. А что же Брут? Пожурил и отпустил? Дал условный срок, отделался штрафом? Как бы не так! Засудил по всей форме. Все восхищались. Именно это я испытываю к Джону.

— Но не я.

— Ничего, подождите. Вы еще будете им гордиться.

— Когда? Я за него не выйду, даже если все остальные перемрут.

— Пример условный, нельзя так ставить вопрос.

— Я вообще не выйду замуж.

— Выйдете, выйдете! За Джона.

— Нет.

— Хотите пари?

Именно в эту минуту Джон и герцог, точнее — герцог и Джон, спускались по лестнице, и так быстро, словно скатывались по перилам. Вот их не было, вот — они здесь.

Вспомним, что за ними, как леопард, крался Говард Чесни. Дойдя до лестницы, Джон учтиво пропустил старшего вперед; а он, Говард, немедленно толкнул его в спину.

Получилось неплохо. Джон полетел, как небезызвестный человек на летающей трапеции. В самом начале полета он прихватил герцога, и они приземлились в холле, но отдельно. Герцог достиг лат, возле которых недавно было собрание, Джон — журнального столика, о который и стукнулся головой. Больше он ничего не помнил.

Не помнил он, в частности, того, что Линда вскочила, закричала и схватилась за горло, словно героиня мелодрамы, а потом кинулась через холл прямо к нему.

Гувернантка леди Констанс осталась бы недовольна, чем и отличалась бы от Галли. Он хотел несчастного случая — и вот, пожалуйста! Собственно, это лучше табакерки. Теперь, вероятно, девица его поцелует.

Галли не ошибся. Приходя в себя и ощущая, что какой-то шутник заменил ему голову тыквой, Джон с удивлением увидел, что над ним склонилась Линда.

— Ты меня целуешь? — осторожно спросил он.

— Да, да, — заверил Галли. — Целует. Видимо, небольшое недоразумение — позади, и нежный бог любви обвил ее своей прелестной сетью, как в старое доброе время, когда она и не слышала о Клаттербеке. Все правильно?