Том 6. О маленьких-для больших - [8]

— Ага!.. Сапоги заняты, адъютант?

— Оба. Один — Будапештом, — другой — Кенигсбергом. — Досадно… Ну, вот, что, братец…

Полковник долго шагал в задумчивости, бросая быстрые взгляды на расположенное на столе вооружение и казацкую одежду.

— Вот что, братец… Гм!.. Ну, на тебе! Отошли туда, на родину.

Он оторвал от казацкого мундира пуговицу и протянул ее фельдфебелю.

* * *

Телеграмма:

ШВЕРИН. Отсюда сообщают, что вчера восторженная толпа с энтузиазмом приветствовала полученные городом и взятые на поле битвы военные трофеи. Это — казацкая пуговица, фотография которой будет помещена в еженедельных изданиях. Город разукрашен флагами. Восторгу нет границ.

(Аг. Вольфа).

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ПЛАН

Австрийцы умилялись:

— Наш-то, наш-то… А?

— Кто?

— Орел-то наш… Каково, а?

— Да кто?

— Сокол-то наш ясный… Главнокомандующий-то.

— Ну?

— Форменный орел.

— Почему?

— Вот глядите, что он с русскими сделает…

— А что?

— Да уж… будьте покойны. Тигр прямо. Пантера. Львиное сердце.

— Львиное, говорите?

— Не иначе. Орлиный полет и ничего больше.

— Действительно. Кому от Бога талан.

— И верно. Послал Господь. Тебе дураку, не пошлет.

— Скажете тоже такое. Слушать омерзительно.

— Ты на лоб-то его посмотри. Видал лоб?

— Лоб, действительно. Хороший лоб.

— Шкаф прямо, а не лоб. Таким лбом, черт его знает, чего удумать можно.

— Это уж как есть. Стену пробить этакой штукой можно.

— Ну, вот тут и говори с дураком. Не об этом я тебе говорю, а, вообще, как говорится — ума палата.

— Гляди-ко, гляди… Сидит за столом — и думает.

— Часто это он так?

— Все время. Сидит и думает; сидит и думает. Не поздоровится русским от этакого.

— Гляди, гляди: лоб-то ладошкой насколько усердно трет. Втыкнет в карту флажок и потрет лоб, втыкнет — и потрет.

— Действительно, лоб такое место, что трение любит. Это, брат, как колесо: не подмажешь — не поедешь.

— Страшно, брат, даже глядеть на него, ей-Богу!

— Нам-то что — он наш. А вот русский взглянет — прямо-таки в дрожь войдешь.

— Тут войдешь! Нетто не жутко: сидит человек и думает. И чего это он думает и зачем это он думает? — ничего такое неизвестно.

— Орлиная душа!

— Львиное сердце!

— Ястребиный взгляд!

— Пантера африканская и все тут.

— Сидит человек и думает; сидит — и думает.

— Задумаешься! Этакое дело на плечи взвалил!..

— Ну, и расчешет же он их.

— Русских-то? Да. Попомнят австрийскую прическу.

— Сидит человек и думает; сидит — и думает.

* * *

— Вам что нужно?

— Корреспондент я. В немецкие газеты пишу. Мне бы повидать главнокомандующего австрийской армией.

— Да уж не знаю — и можно ли. Сидит человек и думает; сидит — и думает. И когда он все, что нужно, удумает — того не могу сказать.

— Скажите — корреспондент немецких газет. Общественное мнение, сами понимаете. Единение с народом. Осветить нужно, сами понимаете.

— Мне что; я скажу……………………………..

— Ну, что?

— Просит. Очень, говорит, рад принять представителя могущественной прессы. Рад поделиться, чем возможно.

Когда корреспондент вошел в кабинет главнокомандующего австрийской армией — он застал его глубоко задумавшимся над большой, разостланной на столе картой.

Увидев корреспондента, генерал очнулся.

— А! Здравствуйте. Чем могу служить?

— Я хотел бы, генерал, выяснить несколько вопросов. Например: мы, граждане, до сих пор не можем примириться с тем, что русские взяли Галич.

Генерал хитро поглядел на корреспондента, откинулся на спинку стула и закатился довольным торжествующим смехом.

— А что? Ловко мы это сделали? Никому и невдомек!

— Что вы сделали?!

— А Галич сдали.

— Разве вы сами сдали? Русские его взяли.

— Да как же, «взяли»! Держите карман шире… Если бы мы не захотели его сдать — сам черт бы его у нас не выцарапал…

— Значит, вы нарочно сдали его?

Главнокомандующий подмигнул и затрясся от еле сдерживаемого смеха.

— Конечно же! Неужели никто не догадывается?

— Решительно никто, — удивился корреспондент. — Тонко вы, значит, это сделали.

— Да уж… Военная наука, это — не бирюльки, молодой человек.

— Зачем же вы отдали Галич, все-таки?

Главнокомандующий выпрямил спину и со снисходительной улыбкой поглядел на корреспондента.

— А вы не догадываетесь? Дитя!

Отчеканил, причем глаза его сверкнули грозным, зловещим огнем:

— Из стратегических соображений!!

— Вот оно что-о-о. То-то я смотрю, что, вообще, по штатскому, его бы, Галич этот, и не следовало отдавать… Генерал!

— Ну?

— Еще один вопросец: если из стратегических соображений отдали Галич, то почему под Галичем такой упорный бой был? Взяли бы вы и отступили бы просто без боя — нате, мол! Подавитесь!

— Оригинал вы, как я на вас посмотрю! Совсем ребенок. «Бой, бой!» Приняли мы бой из стратегических соображений.

— ??!!??

— Очень просто: если бы мы отступили без боя, отдавая русским Галич, здорово живешь, — они бы сразу догадались: «э, мол — тут австрийцы хитрят. Подозрительно это. Брать ли уж Галич? Не отступить ли?…» Этого мы очень боялись. Так что и пришлось замаскировать боем этот стратегический план…

— Хитро!

— А вы, как бы думали! Мало ли мы учимся, изучаем это дело. Военная наука — штука сложная. Вот, видите — сижу тут — и думаю: сижу — и думаю. Все время так.

— В таком случае… Примите чувства моего живейшего восхищения.