Большое возбуждение и восторг толпы вызвали выставленные у входа в городскую ратушу военные трофеи — казацкая винтовка. Немцы кричали: «Долой казаков! А что, будете знать, как воевать с немцами?!»
Нюрнберг. Все население находится в неописуемом восторге, любуясь военными трофеями, которые носились по улицам… Трофеи состояли из казацкого кисета с табаком и трубки. Победа немецкого оружия вызвала взрыв энтузиазма.
* * *
Если вдуматься в приведенные сообщения, то приковывают внимание две странности:
1) Всех предметов имеется по одному экземпляру: одна лошадь, одна одежда, одна пика, одна винтовка, один кисет и, наконец, одна трубка…
2) Где же казак? О казаке ни в одном сообщении не говорится. Если бы он был жив — показывали бы пленного казака; если бы он был мертв — показывали бы мертвого казака.
В чем дело?
А в том:
* * *
Немецкий эскадрон поймал казака, который увлекшись разведкой, заполз слишком далеко от своей части. Защищаясь, казак заколол трех драгунов, но схваченный сзади и поваленный на землю, сдался.
Трагическая весть: казака поймали! — разнеслась по всему полку.
Собралось начальство. Долго осматривали казака.
— Надо его сохранить для императора, — сказал командир. — Накормить его! Постой… Вы его, тово… Разденьте! Я пошлю его оружие и одежду в генеральный штаб.
Казака раздели и одежду унесли.
— А что они едят? — спросил драгун, косо поглядывая на голого, связанного веревками, казака:
— Неужели, ты не читал? Людей едят.
— Ври больше.
— А вот попробуй: дай-ка ему свою руку. Увидишь, как тяпнет.
— Неужто, будет есть?
— Казак-то? А ему что! Тем только и живут.
— А мы попробуем. Нет ли у кого, господа, руки оторванной?
Рук у всех было достаточно, но оторванной — ни одной.
— Сбегай, Фриц, в госпиталь, спроси: не осталось ли там чего-нибудь после ампутации?
Фриц, сам заинтересованный опытом, сбегал. Принес руку.
— Свежая?
— Только сейчас с плеча.
— Ну, положи ему на колени, да развяжи руки, чертова голова! Как же он есть будет…
Казаку освободили руки, положили на колени принесенную пищу и, обступив пленника, стали с любопытством следить — что будет дальше?
— Смотри-ка — не ест.
— Может, зажарить нужно?
— Нет; писали, что сырое мясо жрут. Так и написано: «Казаки убивают женщин и детей и пожирают их сырыми».
— А почему ж этот не есть?
— Действительно, странно. Может, сыт?
— Нет; глядите-ка, господа: он что-то руками показывает… На ноги себе указывает!.. Чего это он?
— Братцы! Да ведь это он показывает, чтобы ему ноги развязали!!
— Зачем?
— Показывает, что иначе есть не может…
— Неужто они ногами едят?
— Дикари! С них все станется.
— А ну, развяжите ему ноги… Любопытно, как это он ногами есть будет…
Развязали…
Казак встал, потянулся, размял затекшие члены, помахал в воздухе данной ему рукой и вдруг сделал целый ряд неожиданных поступков: ударил близстоящего солдата отрезанной рукой по физиономии, другого сбил с ног ударом ноги в живот, вскочил на чью-то, стоящую вблизи, лошадь и, гикнув, ускакал так, что только засверкали лошадиные копыта…
Вдогонку ему дали несколько выстрелов, потом организовали целую планомерную погоню…
Увы — казак исчез.
— Ничего, — утешил себя командир. — Зато лошадь его, одежда и вооружение остались. Все-таки, это — что-нибудь.
— Куда же мы пошлем эти трофеи? — спросил адъютант. — В Берлин?
— Почему именно все в Берлин? Зачем обижать другие города?
— А как же сделать?
— Позвольте, мы сейчас рассчитаем… Что у нас есть?
— Лошадь, одежда, пика, ружье и кисет с табаком.
— Великолепно. Какие большие города у нас есть?
— Берлин, Мюнхен, Дрезден, Нюренберг, Лейпциг, Бремен, Гамбург, Штеттин, Кенигсберг…
— Ой-ой-ой!.. Не хватит! Городов больше, чем трофеев.
— Не разрезать ли лошадь?..
— Что вы! Пока доставим куски, — мясо испортится… Время теперь жаркое.
— Ну, если живую, то, конечно, нужно посылать в Берлин! Все-таки — столица.
— Да!.. Позвольте! А, ведь, мы Вену забыли. Неужели союзникам ничего не пошлем?
— Действительно! Одежду им послать бы… Пусть видят, что немцы казаков не боятся…
— Послушайте… А Будапешт?
— Что Будапешт? Чепуха Будапешт! Можно им из венской одежды один сапог послать. Городишко ведь не так, чтобы уж очень большой.
— Да, но как же мы в Вену с одеждой только один сапог пошлем?
— А мы совсем сапогов посылать в Вену не будем. Пусть там думают, что казаки босиком ходят.
— Чудесно! Тогда у нас и Кенигсберг устроен. Мы ему другой сапог пошлем.
— А Мюнхен?
— Гм… Мюнхен? Все-таки оно, знаете, столица Баварии — винтовку им послать бы…
— Значит, записывайте: Берлин — лошадь, Вена — одежда, Будапешт — сапог, Кенигсберг — сапог, Дрезден — пика, Нюренберг… Что там для Нюренберга остается?
— Кисет с табаком и трубка.
— Кисет Нюренбергу!
— А как же Штеттин? Как же Лейпциг? Бремен?
— Подождут. Поймаем другого казака, тогда пошлем.
— А не перепилить ли пику пополам?
— Выдумаете тоже! Что это мощи святого, что ли, что их по кусочкам рассылать?..
* * *
Вошел фельдфебель.
— Чего тебе?
— Господин полковник! Так что это мои люди казака захватили…
— Ну, так что же?
— А я сам из Шверина…
— Ну?
— Шверинские мы.
— Говори толком — чего хочешь?
— Хотели бы, г. полковник, и в Шверин чего-нибудь из казацкого послать. Все ж таки, мои люди захватили.
