Том 6. О маленьких-для больших - [113]

С этими безобразниками турки сделали много завоеваний, хотя янычар было всего 12.000-20.000 человек.

Пропустив незначительного Солимана, отметим его брата Амурата I, о котором историк Коллас говорит:

«Этот государь был мужественным, но в то же время невежественным до такой степени, что на государственных бумагах, вместо подписи, прикладывал свою руку, обмокнутую в чернила».

Облизывал ли он потом, подобно приготовишке, свою руку — историк не говорит, но что обмениваться с ним рукопожатием не было больших охотников — так это верно.

И подделать такую подпись ничего не стоило. Только безрукие не решались на это.

О преемнике Амурата, Баязете, историк говорит просто:

«Баязет начал с удушения своего брата, чем подал пример, которому преемники следуют до наших дней».

Впрочем, Баязет нашел на себя палку, на него напал Тимур, взял его в плен, и по словам того же историка «как утверждали одни — обращался с ним великодушно, а по словам других — возил его с собою заключенным в железную клетку».

Мы думаем, что здесь противоречие только кажущееся: просто первая категория историков была настолько неизбалованной, что и железная клетка казалась им верхом великодушия и комфорта.

Все 15-е столетие Оттоманы только и делали, что воевали с кем попало. Мирная жизнь была им несвойственна.

Был, впрочем, султан Магомет II (1451–1481), который любил искусство, но любил он его как-то странно: когда итальянский художник Беллини писал картину «Усекновение главы Иоанна-Крестителя», то Магомет П собственноручно отрезал голову одному невольнику, чтобы дать возможность художнику видеть конвульсивные сокращения мускулов. Магомет даже не обратил по своей недалекости внимания на то, что в данном случае интересы искусства и невольника резко разошлись…

Кроме искусства Магомет увлекался пинкертоновщиной и сыском, но тоже налагал на это занятие печать своеобразности: приказал однажды распороть животы 14 пажам, ради того лишь, чтобы узнать, кто из них съел дыню. Очевидно, первые тринадцать оказались пустыми, невинными и только четырнадцатый понес тяжкую кару за сластолюбие.

Тот же Магомет не нравившихся ему людей приказывал распиливать (?) надвое, будучи справедливо уверен, что эти люди, умножаясь в количестве, теряли в качестве.

Вообще, о таком негодяе автор больше не хочет писать. Необходимо только упомянуть, что это именно он отнял Константинополь у греков и устроил им такую резню, что «янычарам надоело резать несопротивляющееся население».

Можно вообразить, что это было, если даже трудолюбивым «янычарам надоело».

* * *

Родственник Магомета II, Селим I, был юношей с богатыми задатками: чтобы облегчить себе вступление на престол, он «зарезал пятерых племянников и двух братьев». За это современники прозвали его Непреклонным.

Очевидно, мало было слов в арсенале современников, если они не могли подобрать словечка, более подходящего…

Селима сменил Солиман, который был столь воинственным, что даже во сне размахивал кулаками, задевая любимую жену.

Дрался он с кем только можно и, истощенный войнами, не мог дожить до нашего времени, что удалось нам — мирным, уравновешенным людям.

После этого Солимана пошли уже повторения, оттиски прежних могущественных оригиналов: Селим II, Амурат III, Амурат IV, Магомет IV, Солиман II — все мелкота, ничем особым не выделившаяся. Пытались, конечно, тоже вести воинственный образ жизни, но это было уже не то. Как говорит простодушный историк того времени — «у них была кишка тонка».

Жили скучно, грязно, ели баранину вместо вилок руками, а руки потом вытирали взамен салфеток об голову, нося, так сказать, с собой на территории между руками и головой весь столовый прибор… Таким образом, со времен Амурата I, турецкая рука претерпела эволюцию от — письменного до столового прибора.

Среди этих султанов, как оазис в пустыне, блеснул только один Ахмет III: вступив на престол, он приказал утопить 15000 янычар. Эта реформа доставила ему уважение многих.

Около того же времени в истории обрисовался силуэт одного короля, которого справедливо можно было охарактеризовать словами распространенной поговорки:

— Погиб, как швед под Полтавой.

Ни к кому другому, так, как к нему — не была применима эта поговорка.

Этот человек был — Карл XII, разбитый Петром Великим под Полтавой и бежавший в Турцию.

Он имел сильное влияние на султана и заставил его даже объявить войну России, но из этого ничего не вышло. Петр счастливо ускользнул от превосходных турецких сил на берегу Прута…

Дальше — предоставляем слово историку:

«Карл XII сильно упрекал визиря султана Балтажи Магомета за невзятие в плен Петра. «А кто же стал бы тогда управлять его государством?» — отвечал хладнокровно Балтажи; «нехорошо, если все короли будут жить не у себя дома» (Каллас).

Так как шведский король сам в это время болтался в Турции, вместо того, чтобы сидеть дома — то ядовитая стрела попала в цель.

Историк прибавляет:

«Шведский король в бешенстве разорвал своими шпорами кафтан бесстрашного мусульманина».

Мы лично считаем этого мусульманина одним из самых умных османлисов. Вот уж, действительно можно воскликнуть: Балтажи, а какой умный!