Том 5. Одинокому везде пустыня - [7]
– Командующий к вам специально приезжал? – удивленно переспросила Сашенька.
– Та не, просто проезжал мимо, видит – госпиталь, а тут у него ухо стреляет так, что мочи нет, вот он и завернул: «Есть у вас кто по ушам?» И тут я ему в масть как дам: «Так точно, товарищ командующий, есть!» – «Кто?» – «Я, товарищ командующий, начальник госпиталя Грищук К. К., опыт работы врачом “ухо-горло-нос” пятнадцать лет». – «Пятнадцать – это годится, – через силу улыбнулся командующий. – А что значит К. К.?» – «Константин Константинович, товарищ командующий!» – «О, так мы с тобой еще и полные тезки! Тогда давай, лечи!» – Ну, я от страху сам не свой, а все осмотрел толково и полез с инструментом в его ухо. Гноя пришлось откачать – будь здоров! Но он терпеливый мужчина, молодой, не старше меня.
– Да что вы? – удивилась Сашенька. – Ему, говорят, чуть за сорок.
– Ну а мне ж сколько? Мне только через полгода сорок будет. Я и говорю – моих лет товарищ командующий.
Госпиталь со всеми его причиндалами помещался на двух десятках новеньких полуторок и был экипирован самым лучшим образом. Здесь были и солидные запасы медикаментов, и операционные столы, и просторные палатки со слюдяными окошками, и широкий набор хирургических инструментов, и мощные рефлекторы, и новенькие аккумуляторы, – словом, все, что нужно.
– Как у вас замечательно! Никогда не думала, что наши фронтовые госпитали так оснащены!
Начальник госпиталя побагровел от смущения, польщенно кашлянул, разгладил свои молодецкие усы и скромно сказал:
– Да, маленько пришлось покрутиться. Кого на горло брать, кого лаской, кого как – это когда я его укомплектовывал. Правду сказать, таких госпиталей, как наш, немного, некоторые живут гораздо беднее. Кто сам прошляпил, а кому просто не досталось. Я по всему нашему Донскому фронту всех госпитальных знаю – люди золотые, работают на износ. И у меня хирурги, вы не смотрите, что молодняк, они уже почти опытные, а еще мастерства поднаберутся, они и вашим москвичам нос утрут. Главный хирург у меня вообще в полном порядке, у него и отец хирург, и дед был хирург, родовая косточка – это вам не шутки, он у меня с закрытыми глазами может работать. Я про него нарочно никому ничего не болтаю, но уже по всему фронту прознали – чуть что, звонят, консультируются, а то и выдернуть норовят, но я его не отдам, ни-ни-ни! А медсестрички какие у нас лапоньки, и красотули, и трудяги. А водители – звери ребята! Сами посмотрите всех в деле.
– Какой вы милый! – вдруг сказала Сашенька как-то совсем по-домашнему, не по-армейски.
– Я?! Да чего во мне хорошего, кроме усов?
– К людям хорошо относитесь. Извините, – зарделась Сашенька. – Я не из подхалимажа, а так – само вырвалось!
– Спасибо! Спасибочки! – покраснел до слез начальник госпиталя. – Доброе слово и кошке приятно. – И тут же постарался нахмуриться: – Ладно, поживем – увидим. У нас госпиталь третьей линии, и это хорошо, не потому, что я боюсь фронта, а потому, что мы способны делать мало-мальски серьезные операции, и выживаемость получается выше, живых больше остается, пока до тыла довезут, понимаешь?
– Трудно не понять, – улыбнулась Сашенька.
– Так пойдем, я тебя моим архаровцам представлю честь честью.
Оперирующих хирургов в госпитале было семь человек. Шестеро сразу после института, а главный хирург хотя тоже еще молодой, но успевший поработать на гражданке. Как-никак ему уже было двадцать восемь лет и через денек должно было стукнуть двадцать девять. Когда начальник госпиталя представлял Сашеньку своей команде, хирурги дурашливо выстроились в шеренгу на сухой, пожухлой травке в тени крытой тентом полуторки.
– Я хочу вам представить нашу старшую операционную сестру Александру Александровну Галушко, – значительно сказал главврач и дал Сашеньке знак познакомиться с каждым за руку.
И тут своевольная Сашенька сделала то, чего от нее никто не ожидал: пошла к самому левофланговому, совсем молоденькому, протянула ему руку и сказала по-свойски:
– Саша!
– И я Саша!
Второго звали Илья, третьего – Николай, четвертого – Дмитрий, пятого – Виктор, шестого – Василий, а когда она, наконец, подошла к главному хирургу, тот церемонно отшагнул в сторону, взял ее протянутую руку и, вместо того чтобы пожать, как все, поднес ее к губам, чуть прикоснулся и, лихо щелкнув каблуками начищенных до блеска сапог, представился:
– Домбровский Адам Сигизмундович!
– Домбровский был герой войны двенадцатого года, – усмехнулась Сашенька, глядя прямо в его лицо. – Вам повезло с фамилией.
– Я не из тех. Наши Домбровские по другой линии. Другая генеалогическая ветвь, хотя одного и того же родового древа. Прапредок у нас один, если это вам будет понятно.
– Мне это очень понятно! – дерзко сказала Сашенька. – Нам это преподавали по арифметике в фельдшерской школе.
Наконец она нашла в себе силы отвести взгляд от его лица. Никогда в жизни не видела она ничего подобного. У него была смуглая чистая кожа, высокий лоб под шапкой темно-каштановых кудрей, прямой, чуть с горбинкой нос, красиво очерченные полные губы, зубы ровные, чистые, что называется, один к одному, и необыкновенно белые («Интересно, чем он их так чистит? Наверное, древесным углем, – подумала Сашенька. – Прямо-таки сахарные зубы».), но совершенно необыкновенными были глаза – эмалево-синие, чуть-чуть раскосые, однако эта раскосинка не портила их, а придавала им какой-то дополнительный оттенок необыкновенности, и еще на его лице были усики, в общем, черные, но со светло-русыми подусниками. «Как у Печорина», – подумала Сашенька, она хорошо помнила портрет Печорина. Адам Сигизмундович был ростом чуть выше среднего, но благодаря исключительной пропорциональности телосложения казался высоким.
Впервые в русской литературе па страницах романа-эпопеи Вацлава Михальского «Весна и Карфагене» встретились Москва и Карфаген – Россия и Тунис, русские, арабы, французы. Они соединились в судьбах главных героинь романа Марии и Александры, дочерей адмирала Российского Императорского флота. То, что происходит с матерью главных героинь, графиней, ставшей и новой жизни уборщицей, не менее трагично по своей силе и контрастности, чем судьба ее дочерей. В романе «Весна в Карфагене» есть и новизна материала, и сильная интрига, и живые, яркие характеры, и описания неизвестных широкой публике исторических событий XX века.В свое время Валентин Катаев писал: «Вацлав Михальский сразу обратил внимание читателей и критики свежестью своего незаурядного таланта.
Храм Согласия, вероятно, возвышался на одном из холмов Карфагена, рядом с Храмом Эшмуна. Мы только начинаем постигать феномен Карфагена, чьи республиканские институты, экономические концепции и желание мира кажутся сегодня поразительно современными.Мадлен Ур-Мьедан,главный хранитель музеев Франции. 1Четвертая книга эпопеи "Весна в Карфагене". Журнальный вариант. Книга печаталась в журнале "Октябрь".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Ave Maria» заключает цикл романов Вацлава Михальского о судьбах дочерей адмирала Российского Императорского флота Марии и Александры, начатый романом «Весна в Карфагене», за который писатель Указом Президента РФ от 5 июня 2003 года был удостоен Государственной премии России.Место действия цикла романов («Весна в Карфагене», «Одинокому везде пустыня», «Для радости нужны двое», «Храм Согласия», «Прощеное воскресенье», «Ave Maria») – Россия, СССР, Тунис, Франция, Чехия, Португалия.Время действия – XX век.
Роман `Одинокому везде пустыня` продолжает цикл романов Вацлава Михальского о судьбах двух сестер - Марии и Александры, начатый романом `Весна в Карфагене`, за который писатель Указом Президента РФ от 5 июня 2003 года удостоен Государственной премии России. Впервые в русской литературе на страницах романа Вацлава Михальского `Весна в Карфагене` встретились Москва и Карфаген - Россия и Тунис, русские, арабы, французы. Они соединились в судьбах главных героинь романа, дочерей адмирала Российского Императорского флота.
Роман "Для радости нужны двое" продолжает цикл романов Вацлава Михальского о судьбах двух сестер — Марии и Александры, начатый романами "Весна в Карфагене", за который писатель Указом Президента РФ от 5 июня 2003 года удостоен Государственной премии России, и "Одинокому везде пустыня".В романе "Для радости нужны двое" читатель вновь встречается с Марией и Александрой, но уже совсем в другом времени — на пороге и за порогом Второй мировой войны. В свое время Валентин Катаев писал: "Вацлав Михальский сразу обратил внимание читателей и критики свежестью своего незаурядного таланта.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
В десятом томе собрания сочинений Вацлава Михальского публикуются: кавказская повесть «Адам – первый человек», которую писатель посвятил памяти своего деда Адама Сигизмундовича Михальского; первая книга рассказов (1956–1961), увидевшая свет в 1963 году в Дагестанском книжном издательстве; отдельные рассказы и статьи, написанные автором в разное время, которые он счел важным собрать воедино в данном издании. Том снабжен примечаниями и алфавитным указателем всех произведений, составивших настоящее собрание сочинений.
Вот уже более ста лет человечество живет в эпоху нефтяной цивилизации, и многим кажется, что нефть и ее производные и есть главный движитель жизни. А основа всего сущего на этом свете – вода – пока остается без внимания.В третьем томе собрания сочинений Вацлава Михальского публикуется роман «Тайные милости» (1981–1982), выросший из цикла очерков, посвященных водоснабжению областного города. Но, как пишет сам автор, «роман, конечно, не только о воде, но и о людях, об их взаимоотношениях, о причудливом переплетении интересов».«Почему „Тайные милости“? Потому что мы все живем тайными милостями свыше, о многих из которых даже не задумываемся, как о той же воде, из которой практически состоим.
Собрание сочинений Вацлава Михальского в 10 томах составили известные широкому кругу читателей и кинозрителей романы «17 левых сапог», «Тайные милости», повести «Катенька», «Баллада о старом оружии», а также другие повести и рассказы, прошедшие испытание временем.Значительную часть собрания сочинений занимает цикл из шести романов о дочерях адмирала Российского императорского флота Марии и Александре Мерзловских, цикл романов, сложившийся в эпопею «Весна в Карфагене», охватывающую весь XX в., жизнь в старой и новой России, в СССР, в русской диаспоре на Ближнем Востоке, в Европе и США.В первый том собрания сочинений вошли рассказы и повести, известные читателям по публикациям в журналах «Дружба народов», «Октябрь», а также «Избранному» Вацлава Михальского (М.: Советский писатель, 1986)
На страницах романа Вацлава Михальского «Прощеное воскресенье» (ранее вышли – «Весна в Карфагене», «Одинокому везде пустыня», «Для радости нужны двое», «Храм Согласия») продолжается повествование о судьбах главных героинь романа – Марии и Александры, дочерей адмирала Российского Императорского флота, в которых соединились пути России и Туниса, русских, арабов, французов. В романе «Прощеное воскресенье» есть и новизна материала, и сильная интрига, и живые, яркие характеры, и описания неизвестных широкой публике исторических событий XX века.