Том 5. Мощеные реки - [15]

На крыльце рубленого дома сидел парнишка, закутанный в полушубок. Труба была старая, с тусклыми следами оловянной пайки. Парнишка сидел спиною ко мне. Окончив мелодию, он дул на красные пальцы и начинал снова. Он без удивления встретил незнакомого человека.

— Мне тоже вальс очень нравится.

— Это негритянский псалом.

— Да?.. Мы готовимся к Новому году, и я каждый день для разминки играю…

Сегодня я опять с нетерпением ждал половины второго. В окно из леса идут приглушенные снегом и елками звуки — размышления старого негра о жизни.

Рыжая лошадь. Гриву и хвост ей не чешут, наверное, лет десять — солома в хвосте и гриве. Лошадь привязана к елке, мягкой губой теребит колючую ветку. На лошади возят сено и мусор. А сегодня лошадь будет на празднике. С утра по комнатам дома отдыха бегают девушки: «У вас на кровати накидка синяя?» Уносят накидки, пришивают на них большие кресты. Лошадь давно в доме отдыха и во всех подробностях знает, как будет проходить «Веселая олимпиада». В тазу зажгут «олимпийский огонь», повесят на веревочке наломанные тут же, в парке, около дома еловые ветки. На возвышенность у огня станет культурник. Отдыхающие, еще неделю назад по его плану разделенные на три группы, будут подходить и докладывать. Подойдут закутанные покрывалами «грехоносцы», будут говорить слова, чтобы всем было смешно, потом свалят в кучу пустые бутылки, колоду засаленных карт, губную помаду. Очистившись от «грехов», скинут с себя темные покрывала с крестами и будут плясать у огня в спортивных костюмах. А потом подойдет команда «Салям алейкум», потом «анархисты», разрисованные черепами, с папиросами и огромными пистолетами. Культурник всем будет ставить оценки.

Лошадь знает: самый веселый момент — когда Анархист сядет на нее и поедет докладывать. Это очень смешно, когда старая лошадь стоит и жует клок сена, а Анархист подносит культурнику корзину с курицей. Будто бы случайно курица выскочит из корзины. Отдыхающие будут смеяться. Они первый раз это видят, а лошадь сколько раз видела, как курица кудахчет и мечется у нее под ногами…

За поворотом дороги смеются, продолжается праздник. А лошадь свое отработала. Усатый конюх ведет ее на конюшню. Лошадь шевелит губами, жует воображаемый клок сена. Лошадь была на празднике.

Темнеет рано. Когда включишь свет, окно становится пронзительно синим, с минуту не можешь глаз оторвать. Синева уплотняется, и вот уже по стеклу шлепнул тугой снежок — вечер, идут на ужин.

Мы вчетвером сидим за столом. Три девушки: Валя, Светланка, Айна — и я. Айна и Валя бедовые: идешь — того и гляди снегу за ворот насыплют, на лыжу сзади наступят. Кто-то из них бросает снежками в окно. Светлана не бросит — тихая и застенчивая. Но вот Светлана сегодня уехала (пришла телеграмма: с братом что-то случилось), и снежки уже не прилетели в окно…

После ужина я ухожу, не потушив на окне лампу. Становлюсь на лыжи, глотаю колючий воздух, бегу по лесу. Без лыжни заблудился бы…

Лес молчаливый, забитый снегом. Вдруг остановишься от гула и треска: что бы это? Кто валит лес? Сосновые сучья не держат тяжелой ноши, ломаются и вместе со снегом валятся вниз. У елок гибкие ветки, ударишь палкой — снег с гулом падает, и ветка распрямляется, как пружина.

Вылетаешь из леса. На горизонте с места на место бегают деревенские огоньки. А что если туда напрямик?

В одном окошке видно: сидят у самовара, дуют на блюдца. Во втором — девчонка за столом навалилась на книжку. Дом без света, тускло сверкают холодные стекла. Окно с веселой ситцевой занавеской. Окно: у лампы старуха вдевает нитку в иголку. Занавешенное плотно окно, и только полоска света льется на снег…

Назад той же дорогой. Вон и мое окошко светит за елками. Скрипят лыжи…

Нет лучшего на земле света, чем золотистый теплый огонь в окне.

_{1 января 1966 г.}

Туманные острова

(Камчатские рассказы)

Учитель географии

В Тихом океане, дальше Камчатки, земля потеряла два маленьких острова. Точнее — их даже три, но третий столь мал, что его рисуют только на штурманских картах. А на обычных — два. Называются: Командорские острова.

Командорские… Чувствуете старинную силу этого слова?

Значит, был командор… Да, так и есть. И могила его на острове.

Именем командора названы море, пролив и острова, дальше которых нашей земли уже нет.

На дорожной карте я обвел кружком Командорские острова.

Лучше бы идти пароходом, но решил «экономить» время и пятый день гляжу, как поднимаются и в разные концы Камчатки разлетаются самолеты.

— На Командорах туман. Рейс задерживается!.. Туман, рейс отменяется. — Много раз я слышу милый голос из репродуктора.

Успел придумать заголовок для репортажа: «Туманные острова»…

И, наконец, нет тумана.

Сидим у груды посылок с яблоками. Из ящиков текут ручейки. В самолете пахнет вином — далекой была дорога антоновки на туманные острова. Плывет Камчатка под крыльями. Справа — море, игрушки рыболовных судов. Бумагой, брошенной с самолета, кружатся чайки. Слева — обрывистый, нелюдимый берег и вулканы на бурой земле — белые высокие сторожа. Облака им только по пояс…

Памятник Берингу.

Нет, на остров мы в этот день не попали.