Том 5 - [105]

Когда громил британские дружины,

К себе на воспитанье во дворец

По настоянию своей жены Дельфины

Взял дочь его, Ортенсию, милей

Всех ангелов во образе людей.

В его дворце и выросла графиня,

Но герцог женихов не допускал,

Чем оскорбилась не одна гордыня;

Он для себя ее приберегал.

Когда затем скончалась герцогиня

И он себя свободным увидал,

Он наконец в своей открылся страсти,

Безвольный раб ее свирепой власти.

Однажды он охотился вдвоем

С Ортенсией, снедаемый досадой:

Она и мужа отвергала в нем,

И не хотела стать ему отрадой

В застенчивом убежище лесном.

Вдруг небеса заволоклись громадой

Тяжелых туч, как в стародавний день,

Когда Дидону[130] облекла их тень.

И вот блеснули первые зарницы

Зловещей бури, наводящей страх;

Раздался грохот горней колесницы,

Катящейся на звучных колесах;

Земная тварь попряталась, и птицы,

Живущие в воздушных высотах,

Встревоженные посреди кочевья,

Спускались на окрестные деревья.

Безвлажный пар воспламенял запал

Небесной артиллерии; пучины

Черневших туч сквозь громы озарял

Слепящий свет, и тотчас, в миг единый,

Пирамидальный пламень поглощал

Красивые древесные вершины

Или святые башни, чья стена,

Хоть выше всех, не более верна.

Там есть пещера, дикая, глухая,

Разверстый зев непроходимых скал,

Который, эхо внутрь не допуская,

Колючих зубьев обнажил оскал:

Соленых игл завеса кольцевая

Спускается на островерхий вал,

И в порах камня, полных мутной влаги,

Гремят лягушек хриплые ватаги.

Здесь, Алехандро, силой роковой

Дала природа дням моим начало:

Ортенсия двоюродной сестрой

И матерью, зачав младенца, стала.

Не удрученный тягостной виной,

Отавьо не оставил ей кинжала,

Энеев дар Дидоне;[131] он не знал,

Что казнь презреньем хуже, чем кинжал.

Родив меня, графиня опочила.

Моя судьба была с тех пор мрачна:

Мне колыбель раскрылась, как могила,

И я жила, меж гор погребена.

Я в тишине сама себя растила,

В крестьянское дитя превращена,

Не зная тайны своего рожденья,

Не видя и в надеждах утешенья.

Но голос крови призывал меня

К высокому. Когда судьба послала

Ко мне Камило, — холст на шелк сменя,

Я поле на столицу променяла.

И вы, оплот мой с первого же дня,

Раз эта жизнь вам дорога хоть мало,

Не ради новой славы, — что вам в том? —

Укройте эту женщину щитом.

Алехандро

Поистине трагические беды

И злоключенья ваших юных дней,—

Конечно, горестный предмет беседы.

Но после мрака вспыхнет блеск лучей:

Где правота, там и венец победы.

Сметая зависть, над страной своей

Вы станете властителем законным.

Диана

А вы — над сердцем, вами покоренным.

Что ж, Алехандро, обнажайте меч,

Который столько раз венчала слава!

Он должен вмиг сомнения пресечь

У тех, кто медлит, взвешивая право.

Мою судьбу я рада вам обречь,

Чтобы легла к моим ногам держава.

Свои страданья Медичи вруча,

Я обретаю в небесах врача.

Алехандро

Каким путем, сеньора, вы хотите

Вступить во власть?

Диана

Я к ней хочу прийти,

Отбросив эту ложь.

Алехандро

Тогда не ждите.

Войска Флоренции уже в пути,

И вы всех женщин доблестью затмите.

Диана

А вам нетрудно Марса[132] превзойти.

Фабьо

А я кем буду?

Диана

Подожди немного;

Придет пора, — с тобой поступят строго.

Пусть, Алехандро, мне дадут доспех!

Сердца солдат я этим видом трону,

Пока не подоспеет помощь тех,

Кто вышел в путь, чтоб мне вручить корону.

Алехандро

На площади Урбино взорам всех

Явите италийскую Беллону![133]

Явите мудрость, вынувшую меч,

Чтоб слепоту с незрячих глаз совлечь!

Диана

Доспехи, Фабьо! Слуги, эй!

Фабьо уходит. Потом Марсело, Фабьо и слуги вносят доспехи для Дианы. Диана снимает с себя кофту и пышную черную шелковую юбку и остается в изящном корсаже вроде лифа со множеством оборок и в нижней юбке.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же, Марсело, Фабьо и слуги.

Диана

Подайте латы и оплечье.

Марсело

Здесь полное вооруженье.

Диана

Марсело! Дайте мне нашейник.

Марсело

Вам больше шло, как было раньше:

Вы походили на Венеру.[134]

Зачем вам латы надевать?

Фабьо

Явитесь людям без доспехов,

И я клянусь — весь род людской

Семь раз умрет от восхищенья.

Диана

Нашейник хорошо приладьте.

Алехандро

Я это вижу — и не верю.

Сеньора! Где вы научились,

Средь буков и каштанов леса,

В ущельях неприступных гор,

Одетых в тис и можжевельник,

Блестящий надевать доспех

И так уверенно и смело

Затягивать ремни и пряжки

Лат, изукрашенных насечкой?

Диана

Тому, кто высоко рожден,

Не требуется обученья;

Ему довольно посмотреть,

Раз у него есть ум и смелость.

Когда король прикажет гранду,

Воспитанному с малолетства

В столице, посреди парчи

И благовонных воскурений:

«Идите в бой», и он идет,

И, в поле выступив и встретив

Противника, ведет себя

Под пламенным свинцом, как Гектор,[135]

Кем он наставлен, кем наýчен?

Он почерпнул уменье это

В наследованной им крови,

Второй душе героев чести.

Порыв рождается душой,

Осуществленье — грудью смелой,

Отвага — внутреннею силой,

Гордыня — тайным размышленьем,

Решимость — пламенным желаньем,

Одушевление — надеждой,

Неколебимость — мощью духа,

Непримиримость — раздраженьем,

Общительность — благоразумьем,

Бесстрашие — высокомерьем,

Великодушье — благородством,

Влюбленность — прелестью предмета,

Благожелательность — радушьем,

Отчаянье — самозабвеньем,

Все дружелюбное — любовью,

А грозное — ревнивым сердцем.

Фабьо

Нет, что вы скажете об этом?

Алехандро

Скажу об этом, что как, если