Эпоха Возрождения в Западной Европе, по выражению Ф. Энгельса, «нуждалась в титанах» и «породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености»[1]. Имена Боккаччо, Петрарки, Ариосто — в Италии, Рабле — во Франции, Марло и Шекспира — в Англии навсегда запечатлены в истории мировой культуры. В этом созвездии талантов почетное место принадлежит и крупнейшим представителям испанской ренессансной культуры: Сервантесу и Лопе де Вега. Оба они, каждый по-своему, гениально обобщили и подытожили важнейшие завоевания отечественной литературы своей эпохи.
Лопе Фелис де Вега Карпьо (Lope Felix de Vega Carpio, 25 ноября 1562–1635) жил и творил в суровую и мрачную пору истории своей родины.
Не прошло и ста лет с того дня, когда корабли Христофора Колумба пристали к неведомым землям за океаном. Огромные заокеанские территории покорились испанцам: в Европе Испания подчинила себе Фландрию, захватила богатые области Италии и Германии, наконец, уже при жизни Лопе де Вега присоединила к себе Португалию. Испанские короли горделиво заявляли, что в их империи никогда не заходит солнце.
Однако могущество испанской империи оказалось недолговечным. Реакционная политика испанской монархии и высшего дворянства, стоявшего у власти, ввергла страну в пучину затяжного экономического и политического кризиса. Молодая промышленность и торговля, только начавшие развиваться в первой половине XVI столетия, быстро приходили в упадок, не выдержав конкуренции с другими, более развитыми западноевропейскими государствами. Разруха царила и в сельском хозяйстве, которое велось хищническими методами и полностью было подчинено своекорыстным интересам высшей знати. К тому же огромный приток золота из-за океана вызвал в Европе революцию цен, довершившую крах испанской экономики. Сотни тысяч ремесленников и крестьян, разоренных, согнанных с насиженных мест, превращались в обездоленных бродяг; нищала и разорялась и идальгия — мелкое испанское дворянство.
Короли и гранды, однако, предпочитали не замечать нищеты и бедствий народа. Они продолжали захватнические войны и взяли на себя неблагодарную роль ревнителей чистоты католической веры. Весь этот период заполнен опустошительными войнами, которые велись испанскими монархами либо для присоединения к их империи новых территорий, либо для подавления свободолюбивых устремлений в уже завоеванных странах, либо, наконец, для ликвидации протестантской «ереси» в соседних государствах. Эти войны, стоившие жизни многим сынам Испании, тяжким бременем ложились на плечи народа и в конце концов после длинной цепи унизительных поражений низвели Испанию до уровня второстепенной державы.
В стране царил жесточайший террор; преследованиям и гонениям подвергались всякие проявления свободомыслия и оппозиции политике короля и его камарильи, безраздельную власть над умами подданных испанской империи обрели церковники и их карательный орган — «святейшая инквизиция».
Как же случилось, что в такую мрачную эпоху культура испанского Возрождения достигает наивысшего расцвета? Объяснение этому следует искать в тех традициях свободолюбия, которые сложились в испанском народе в пору его героической борьбы за освобождение родины от многовекового владычества мавров, в период реконкисты, и которые сохранялись, несмотря на гнет реакции, и в XVI–XVII веках. Пронесенные испанским народом через века гордое сознание своей силы и чувство национального единства окрепли благодаря тому особому положению, какое занимала Испания в эту эпоху как одна из ведущих держав мира; они оплодотворили и обогатили гуманизм деятелей культуры испанского Возрождения.
Возникнув и развиваясь позднее, чем в Италии, Германии и Франции, ренессансная культура Испании осваивала и перерабатывала опыт гуманистов других стран, выражая в то же время положительные идеалы, чувства и мысли испанского народа. Это нашло свое воплощение и в преимущественном внимании писателей испанского Возрождения к прошлому и настоящему своего народа, и в постановке ими в своем творчестве коренных проблем, волновавших демократические массы Испании, и в поисках национальной формы своего искусства, тесно связанного с фольклорными традициями.
Вместе с тем нельзя не отметить и серьезных противоречий в сознании испанских гуманистов, за редкими исключениями не выходивших за пределы монархических идеалов и господствующей религиозной догмы. Объясняется это не только давлением господствующей феодально-католической идеологии, которое ощущалось в Испании сильнее, чем где-либо в те времена, не только тем «святым страхом», который реакция избрала в качестве своего грозного оружия в борьбе против вольномыслия. Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что большинство испанских гуманистов — деятелей Возрождения, выходцы из низших слоев дворянства — идальгии, — не были в силах полностью порвать с привычными для их среды представлениями. Важнейшие истоки противоречий, раздиравших гуманистическую идеологию испанского Возрождения, заключаются в иллюзиях и предрассудках, присущих демократическим массам Испании. Деятели испанской ренессансной культуры отразили в своем мировоззрении не только силу народных масс — их резко критическое отношение к основным установлениям феодального строя, гордое сознание собственного достоинства и независимости, но и их слабости. Крестьянству Испании (а именно крестьянство и составляло основную массу народа) еще в полной мере было свойственно наивное представление о королевской власти как о защитнице и охранительнице народа от притеснений феодальных сеньоров. Католическую церковь народ Испании еще со времен реконкисты воспринимал как важнейшую национальную силу. Эти устойчивые предрассудки демократических масс сохранялись и в мировоззрении испанских гуманистов.