Том 5. Дживс и Вустер - [14]

— Шел по дорожке к дому, вдруг вижу — кто-то крадется по веранде, потом проскользнул в дверь, ну, я бегом сюда и взял его на мушку. Как раз вовремя подоспел. Он уже начал грабить вашу коллекцию.

— Родерик, я вам так признателен. И ведь каков наглец! Казалось бы, после вчерашнего позора на Бромптон-роуд он должен выкинуть из головы свои гнусные замыслы, ан ничуть не бывало — сегодня пройдоха является сюда. Ну, он у меня пожалеет, уж я постараюсь.

— Полагаю, случай слишком серьезный, чтобы вынести ему приговор в порядке упрощенного судопроизводства?

— Могу выписать ордер на его арест. Отведите его в библиотеку, я сейчас им займусь. Придется рассматривать дело на выездной сессии суда присяжных.

— Какой срок ему дадут, как вы полагаете?

— Затрудняюсь ответить, но уж, конечно, не меньше…

— Эй! — вырвалось у меня.

Я хотел поговорить с ними спокойно и вразумительно, объяснить, как только они придут в чувства, что меня в этот дом пригласили, я гость, но почему-то с моих уст сорвался звук, какой могла бы издать на охоте тетя Далия, пожелай она привлечь внимание коллеги из охотничьего клуба «Пайтчли», который стоит на другом конце вспаханного поля эдак в полумиле, и старикашка Бассет отпрянул, будто в глаз ему сунули горящую головешку.

— Чего вы орете? — Так отозвался Спод о моем способе извлечения звуков из собственного горла.

— У меня чуть барабанные перепонки не лопнули, — пожаловался Бассет.

— Да послушайте! — взмолился я. — Выслушайте меня наконец!

Началась полная неразбериха, все говорили разом, я пытался оправдаться, противная сторона обвиняла меня еще и в том, что я устроил скандал. И тут в самый разгар перепалки, когда мой голос по-настоящему окреп, открылась дверь, и кто-то произнес:

— Господи!

Я обернулся. Эти полураскрытые губы, эти огромные глаза… воздушный, гибкий стан… Среди нас стояла Мадлен Бассет.

— О Господи… — повторила она.

Признайся я человеку, который видит ее в первый раз, что одна мысль о женитьбе на этой юной особе вызывает у меня непроходящую тошноту, он в изумлении вскинул бы брови к самой макушке и отказался что-либо понять. Возможно, сказал бы: «Берти, вы сами не понимаете своего счастья», потом добавил, что завидует мне. Ибо внешность у Мадлен Бассет чрезвычайно привлекательная, в этом ей не откажешь: стройная, изящная, как дрезденская статуэтка — вроде бы, я не ошибся, именно дрезденская, — роскошные золотые волосы, и вообще все, как говорится, при ней.

Откуда человеку, который видит ее в первый раз, знать о ее слезливой сентиментальности, о том, что она каждую минуту готова засюсюкать с вами, как младенец, а меня от этого тошнит. Не сомневаюсь, такая непременно подкрадется к мужу, когда он ползет к завтраку, у несчастного башка раскалывается после вчерашнего, а она зажмет ему ручками глаза и кокетливо спросит: «Угадай, кто?»

Однажды я гостил в доме одного моего приятеля-молодожена, так его супруга вырезала в гостиной над камином крупными буквами, так что не заметить надпись мог только слепой: «Это гнездышко свили двое влюбленных голубков», и я до сих пор не могу забыть немого отчаяния, которым наполнялись глаза ее дражайшей половины каждый раз, как он входил в гостиную. Не стану доказывать с пеной у рта, что, обретя статус замужней дамы, Мадлен Бассет дойдет до столь пугающих крайностей, однако и не исключаю подобной возможности.

Она смотрела на нас, хлопая своими большими глазами, с кокетливым недоумением.

— Что за шум? — спросила она. — Берти, голубчик! Когда вы приехали?

— Привет. Приехал я только что.

— Приятная была поездка?

— Да, очень, спасибо. Я прикатил на автомобиле.

— Наверное, страшно устали?

— Нет, нет, благодарю вас, нисколько.

— Ну что же, скоро будет чай. Я вижу, вы знакомы с папой.

— Да, я знаком с вашим папой.

— И с мистером Сподом тоже.

— И с мистером Сподом знаком.

— Не знаю, где сейчас Огастус, но к полднику он обязательно появится.

— Буду считать мгновения.

Старик Бассет ошарашенно слушал наш светский обмен любезностями, только время от времени разевал рот, как рыба, которую вытащили из пруда и которая вовсе не уверена, что стоило заглатывать наживку. Конечно, я понимал, какой мыслительный процесс происходит сейчас в его черепушке. Для него Бертрам Вустер — отребье общества, ворующее у приличных людей сумки и зонты, и что самое скверное — он ворует их бездарно. Какому отцу понравится, что его единственная дочь, его ненаглядное сокровище якшается с преступником?

— Ты что же, знакома с этим субъектом? — спросил он.

Мадлен Бассет рассмеялась звонким серебристым смехом, из-за которого, в частности, ее не переносят представительницы прекрасного пола.

— Еще бы! Берти Вустер — мой старый добрый друг. Я тебе говорила, что он сегодня приедет.

Старик Бассет, видимо, не врубился. Как не врубился, судя по всему, и Спод.

— Мистер Вустер твой друг?

— Конечно.

— Но он ворует сумочки!

— И зонты, — дополнил Спод с важным видом— ну просто личный секретарь его величества короля.

— Да, и зонты, — подтвердил папаша Бассет. — И к тому же средь бела дня грабит антикварные лавки.

Тут не врубилась Мадлен. Теперь соляными столбами стояли все трое.