Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли - [9]

Из мёртвой сени гроба

Она восстанет вновь».

Душа

Сотворённая вне мира,

Обитала в небесах,

Где плывут среди эфира

На серебряных ладьях

Легионы духов ясных,

Грёз Твоих, Творец, прекрасных,

Беззаботно веселясь, –

Для чего ж её отбросил

Лёгким взмахом дивных вёсел

Ангел Твой в земную грязь?

И томится, и вздыхает,

И стремится в небеса,

Где порой над ней сияет

Недоступная краса,

Где проносятся порою

Беззаботною семьёю

Тени горних тех ладей,

Где когда-то начинала

Жить она, где расцветала

Красота земли пред ней.

О, томительные муки

Нескончаемой разлуки

С дальней родиной души,

Ярок пламень ваш бессонный

И в заботе ежедённой,

И в раздумчивой тиши!

О, когда сгорит в нём эта

Тягость жизненных тенёт,

И душа в обитель света

К ясным братьям отойдёт!

«К тебе подъемля руки…»

К тебе подъемля руки,

Зову твою любовь.

  В мечтаньях ярких – муки,

  Нагое тело, кровь.

Томления разлуки

В душе проснулись вновь.

  К тебе подъемля руки,

  Зову твою любовь, –

Припоминаю жадно

Твоих очей лучи, –

  Но пытка беспощадна,

  Свирепы палачи.

Минуты беспощадно

Сверкают, как мечи.

  Лобзают тело жадно

  Свистящие бичи.

Я бледными губами

Зову твою любовь, –

  Багряными струями

  Ползёт и стынет кровь, –

Но бездна между нами, –

Ей не закрыться вновь,

  Холодными губами

  Зову твою любовь.

«Лёгким движеньем бессильной руки…»

Лёгким движеньем бессильной руки

Новое русло из мощной реки

Ты отворила, и длинный канал

Быстро рекой многоводною стал.

Лёгким движеньем иль словом одним

Часто мы дело большое творим,

Если стихийная воля за нас,

Если настал исполнения час.

«Из кадильницы с ладаном – дым благовонной волною…»

Из кадильницы с ладаном – дым благовонной волною.

Погребальный обряд совершается трудно и больно.

Погребальные песни протяжно звучат надо мною.

Содрогаясь душой боязливой, тоскую невольно,

И томит меня ужасом вьющийся в воздухе ладан,

Сиротливой тоскою томят меня чьи-то рыданья.

Над раскрытой могилой душою моей не разгадан

Потаённый удел отошедшего в вечность созданья.

«Влачится жизнь моя в кругу…»

Влачится жизнь моя в кругу

Ничтожных дел и впечатлений,

И в море вольных вдохновений

Не смею плыть и не могу.

Стою на звучном берегу,

Где ропщут волны песнопений,

Где веют ветры всех стремлений,

И всё чего-то стерегу.

Быть может, станет предо мною,

Одетый пеною морскою,

Прекрасный гость из чудных стран,

И я услышу речь живую

Про всё, о чем я здесь тоскую,

Про всё, чем дивен океан.

«На закат, на зарю…»

На закат, на зарю

Долго, долго смотрю.

Слышу, кровь моя бьётся

И в заре отдаётся.

Как-то весело мне,

Что и я весь в огне.

Это – кровь моя тает,

И горит да играет

Над моею горой,

Над моею рекой.

Вот заря догорела,

Мне смотреть надоело,

Я глаза затворил,

Я весь мир погасил.

Всё во всём

Если кто-нибудь страдает,

Если кто-нибудь жесток,

Если в полдень увядает

Зноем сгубленный цветок, –

В сердце болью отзовётся

Их погибель и позор,

И страданием зажжётся

Опечаленный мой взор:

Потому что нет иного

Бытия, как только я;

Радость счастья голубого

И печаль томленья злого,

Всё, во всём душа моя.

«Под звуки дивной арфы…»

Под звуки дивной арфы

Давид псалмы слагал,

И в это время ветер

Смиренно умолкал,

И птицы петь не смели,

И воды не текли, –

Одна хвала звучала

Во всех концах земли.

Когда ж он утомится

Творца земли хвалить,

Тогда повсюду птицы

Спешат его сменить,

И воды заструятся,

Создателя хваля, –

Хвалой многоголосной

Наполнится земля.

Больная жена

Ты больна, но вся прекрасна, как мечта.

Ты святою тишиною повита.

Нет огня в твоих потупленных очах,

Нет лобзаний и улыбок на устах.

Мне не снять с тебя венчальный твой убор,

Не зажечь стыдом мне твой невинный взор.

Нет, мой друг, ты будешь мирно почивать, –

Стану я твой чуткий сон оберегать.

Люди злы, и нас с тобою осмеют.

Мы не пустим их в наш радостный приют.

«Вижу зыбку над могилой…»

Вижу зыбку над могилой,

Знаю, – мать погребена,

И ребёнка грудью хилой

Не докормит уж она.

Нет младенца в колыбели,

Крепко спит в могиле мать, –

Только зимние метели

Станут зыбку подымать.

Эта зыбка и могила, –

В них мой образ вижу я:

Умерла былая сила,

Опустела жизнь моя, –

Кто-то вынул сон прекрасный

Из души моей больной,

И томит меня безгласной,

Бездыханной тишиной.

«Какие злые перемены!..»

Какие злые перемены!

Зачем же вас я должен знать?

Опять меня замкнули стены,

Я каменеть начну опять.

И шум и грохот воздвигаю

Опять на улицах моих,

И понемногу забываю

О тишине ночей лесных,

И учреждаю я торговлю,

И зажигаю фонари,

И забываю сад, и кровлю,

И свежесть утренней зари.

«Я – бог таинственного мира…»

Я – бог таинственного мира,

Весь мир в одних моих мечтах.

Не сотворю себе кумира

Ни на земле, ни в небесах.

Моей божественной природы

Я не открою никому.

Тружусь, как раб, а для свободы

Зову я ночь, покой и тьму.

«Одно моё спасение…»

Одно моё спасение

В больной моей судьбе –

Господне попечение

О суетном рабе.

Он голову склонённую

Огнём грозы обвил,

И плоть изнеможённую

Бессильем поразил.

Он сжёг мои желания

Пылающим огнём,

И сплёл мои страдания

Терзающим венцом.

Молитвою усердною

Душа моя горит.

Рукою милосердною

Господь меня хранит.

Ведёт меня медлительно

Он верною тропой.

Тоска моя томительна,

Молчанье надо мной.

Иду в Отцовы дальные,

Блаженные края,

И дни мои печальные

Благословляю я.

Одно моё спасение

В больной моей судьбе –

Господне попечение