Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли - [10]

О суетном рабе.

«Он промечтал всю ночь, пока в его окно…»

Он промечтал всю ночь, пока в его окно

Не бросил мутный день рассеянные взоры

    Сквозь полотно

    Дырявой шторы.

Он промечтал всю ночь о счастьи неземном,

О счастии вовеки невозможном

    Здесь, в этом крае злом

    И ложном.

Тихие стены

Приветствую тихие стены

Обители бедной моей.

В миру беспощадны измены,

Уйду я в забвенье скорбей.

И что здесь меня потревожит?

Жестокие раны горят,

А время их муки умножит, –

Мне ваша ограда поможет

И муки меня закалят.

Замкнитесь же, тихие стены,

Спасите, спасите меня

От вечной, коварной измены,

От тусклого, скудного дня.

Лесная тропа

Темнеет лес вокруг, угрюмо-безответный.

Печальный голос мой молчаньем заглушён.

Бреду лесной тропой, едва-едва заметной,

И мрак ползёт ко мне, ползёт со всех сторон.

Тихонько я бреду, – моей мечте заветной

Ещё я верен всё, ещё гоню я сон,

Мечтою сладостной и, верю я, не тщетной

И очарован я, и сладко опьянён.

Дыши тоской и злом, и чудища седые

Суровый, злобный лес, воздвигни на меня,

Ропщи и угрожай, шепчи мне речи злые, –

Я всё иду вперёд, томлений не кляня,

Как верный пилигрим, к вратам Ерусалима, –

И я пройду, о лес, пройду бесстрашно мимо!

Тёмный час

В тёмный час тоска меня томила,

В тёмный час я пропил слёз немало,

  Но не смерть меня страшила,

  Не могила ужасала.

Я о жизни думал боязливо,

Я от жизни в тёмный час таился,

  Звал я смертный час тоскливо,

  О могиле я молился.

По земному по всему раздолью,

По земному лику – скорбь да горе.

  Но не вверюсь своеволью, –

  Приберёшь меня Ты вскоре.

«Не страстные томления…»

Не страстные томления,

Не юный жар в крови, –

Блаженны озарения

И радости любви.

Вовеки неизменная

В величии чудес,

Любовь, любовь блаженная,

Сходящая с небес!

Она не разгорается

В губительный пожар, –

Вовек не изменяется

Любви небесный дар.

Любить любовью малою

Нельзя, – любовь одна:

Не может быть усталою

И слабою она.

Нельзя любовью жаркою

И многою любить:

Чрезмерною и яркою

Любовь не может быть.

Её ли смерить мерою,

И ей ли цель сказать!

Возможно только верою

Блаженную встречать.

Вовеки неизменная

В величии чудес,

Любовь, любовь блаженная,

Сходящая с небес!

«Не могу собрать…»

  Не могу собрать,

  Не могу связать, –

Или руки бессильны?

Или стебли тонки?

Как тропы мои пыльны!

Как слова не звонки!

  И чего искать?

  И куда идти?

  Не могу понять,

  Не могу найти.

«Я иду от дома к дому…»

Я иду от дома к дому,

Я у всех стучусь дверей,

Братья, страннику больному,

Отворите мне скорей.

Я устал блуждать без крова,

В ночь холодную дрожать

И тоску пережитого

Только ветру поверять.

Не держите у порога,

Отворите кто-нибудь,

Дайте, дайте хоть немного

От скитаний отдохнуть.

Знаю песен я немало, –

Я всю ночь готов не спать.

Не корите, что устало

Будет голос мой звучать.

Но калитки не отворят

Для певца ни у кого.

Только ветры воем вторят

Тихим жалобам его.

«Под кустами…»

Под кустами

Снег лежит,

Весь истаял,

И сквозит.

Вот подснежник

Под ольхой, –

Он в одежде

Голубой.

Для чего ж он

Так спешит?

Что тревожит?

Что томит?

«В изукрашенном покое…»

В изукрашенном покое

  Веселятся дети,

И за ними смотрят двое,

  И не дремлет третий.

Первый – добрый: улыбнётся, –

  Засмеются дети,

Много игр у них начнётся, –

  И спокоен третий.

Злой второй: он только глянет, –

  Подерутся дети,

Сильный слабого тиранит, –

  И приходит третий.

Он колотит без разбора,

  Присмиреют дети,

И к себе уходит скоро.

  Но не дремлет третий.

Родник изведённый

Невозмутимая от века,

Дремала серая скала,

Но под рукой у человека

Она внезапно ожила:

Лишь только посох Моисеев

К ней повелительно приник,

К ногам усталых иудеев

Из камня прядает родник.

Душа моя, и ты коснела,

Как аравийская скала,

И так же радостно и смело

В одно мгновенье ожила:

Едва коснулся жезл разящий,

И гневный зов тебя достиг,

Как песней сладостно-звенящей

Ты разрешилась в тот же миг.

«Узкие, мглистые дали…»

Узкие, мглистые дали.

Камни везде и дома.

Как мне уйти от печали?

Город мне – точно тюрьма.

Кто же заклятью неволи

Скучные стены обрёк?

Снова ль метаться от боли?

Славить ли скудный порок?

Ждать ли? Но сердце устало

Горько томиться и ждать.

То, что когда-то пылало,

Может ли снова пылать?

«Какая усталость!..»

Какая усталость!

О, какая тоска!

Господняя жалость

От меня далека.

Бессонная совесть

Всё о прошлом твердит.

Преступная повесть!

Неотвязчивый стыд!

Что делать я стану?

Стану ль жить и тужить,

И, вверяясь обману,

По ночам ворожить?

Иль стану к восходу

Беззаботных светил

Влачить несвободу

Цепенеющих сил?

Огненный мак

В чёрном колышется мраке

  Огненный мак.

Кто-то проходит во мраке,

Держит пылающий мак.

Близко ли он иль далёко,

  Тихий маяк?

Близко ль ко мне иль далёко

Зыблется красный маяк?

В чёрном колеблется мраке

  Огненный мак.

Господи, дай мне во мраке

Этот спасительный мак.

«Сиянье месяца Господня…»

Сиянье месяца Господня

Зовёт в томительные дали.

В сияньи месяца Господня

Неутолимая печаль.

Господень месяц над полями.

Моя дорога жестока.

Господень месяц над полями.

Изнеможение, тоска.

Сияет Божий ясный месяц

Над тишиной ночной пустыни.

Сияет Божий ясный месяц

Обетованием святынь.

В сияньи месяца Господня

Идти всю ночь до утра мне,

В сияньи месяца Господня,

В святой и тайной тишине.

«Не обращенный на себя…»

Не обращенный на себя,

  Пустынный взор морей,

Ты отражаешь, не любя,