Том 4. Произведения 1941-1943 - [8]
— Обя-за-тельно должны взять, ваше превосходительство! — понизив голос, твердо сказал он, сам весь каменный, как та же крепость.
Ушаков хотел было обругать его попугаем, но услышал вдруг со стороны Видо грохочущее «ура» и застыл на месте.
— Лезут! — сказал около Ушакова командир корабля.
— Лезут! — повторил старший флаг-офицер Сорокин.
Действительно, лезли на скалы солдаты, взятые с русских равнин, где о скалах никто не слышал. Частым огнем в них стреляли французы, однако стреляли и они, — взвивались то здесь, то там белые пухлые дымки снизу.
Как только высадился весь десант и начался штурм, замолчали батареи судов Пустошкина, чтобы не перебить своих. Однако Ушакову видно было, что гарнизон Видо едва ли не многочисленнее, чем десант, так отважно идущий задать трезвону штыком, а между тем с того места, где стоял «Св. Павел», была возможность дать по французам два-три залпа так, чтобы рассеять их резервы и не задеть своих солдат.
Раздалась команда его, а следом за нею залп и тут же другой… В третьем не было уже нужды. Французов смело, как девятым валом, и не больше как через четверть часа зоркий марсовый матрос прокричал, что он видит на гребне острова русский флаг.
Обернувшись назад, поискал глазами и нашел Ушаков боцмана. Тот сиял, как медный самовар, начищенный толченым кирпичом.
— Молодец, Хоботьев! — крикнул ему Ушаков.
— Рад стараться! — выкрикнул боцман, выпятив четырехугольный подбородок.
Ни «Леандр», ни «Ла Брюнь», ни тем более бомбарда и галеры не могли отважиться выйти из бухты. Их разоружили для защиты крепости, и экипажи французских судов были теперь там, около своих орудий, на скалах.
Однако сколько осталось в крепости гарнизона и годных в дело орудий после нескольких часов жестокой канонады? Об этом хотел было спросить своего Сорокина Ушаков, но не спросил, сказал только как будто и с горечью, но в то же время и с уверенностью в успехе:
— Ну что ж, я ведь не Суворов и в самом-то деле, чтобы с одного штурма подобные крепости брать!.. Отобьют штурм нынче — завтра еще раз попробуем. А пока что скажи, чтобы подняли сигнал: «Благодарю контр-адмирала Пустошкина!»
Не отбил штурма гарнизон крепости так же, как и гарнизон острова Видо.
Дружный огонь судовых орудий, испытанная меткость русских матросов-артиллеристов, зря растраченные крепостью в начале боя, в полумраке, каленые ядра дали превосходство флоту над крепостью и обессилили гарнизон.
С моря не видно было, как идет штурм крепостных цитаделей, но разноязычные сборные команды с русскими морскими офицерами впереди шли неотступно следом за ротами русских солдат и матросов.
Французы защищались умело и храбро. Истратив патроны в залпах и беглом огне, они первыми переходили к штыку. На лестницы, приставленные к стенам, они обрушивали сверху огромные камни, ломая ими и лестницы и кости штурмующих. Отступая, они заманивали целые толпы в искусно замаскированные сверху волчьи ямы…
Но странно — все это только распаляло атакующих, лезших напролом.
Турки шли на штурм с большими мешками. Кривыми ятаганами отрезали они головы убитых ими или другими французов и поспешно совали в мешки; ведь не за что другое, как только за головы, должны были им платить в штабе Кадыр-бея по два пиастра.
Генерал Шабо с ужасом наблюдал из главной цитадели, как все ближе и ближе подбирались штурмующие, наконец, сам вместе со своими адъютантами вывесил сквозь одну из амбразур в виду флагманского корабля русско-турецкой эскадры длинный белый флаг — две связанные наспех простыни со своей постели.
Это было в два часа дня.
Ушаков приказал выставить сигнал отбоя, и тут же везде на судах затрубили горнисты. Крепость расцветилась флагами победителей-союзников. Бой умолк.
Шабо сдался на милость Ушакова без всяких условий: из всего гарнизона, бывшего под его начальством, осталось только до тысячи трехсот человек. Около сданного ими оружия стали одни часовые, около них самих — другие. С большим любопытством смотрели французы на русских солдат и матросов, приплывших из далекой, совершенно неведомой им страны, чтобы победить их в прославленной крепости.
Свою саблю генерал Шабо снял и отдал старшему из офицеров русского десантного отряда, говоря при этом, что хотел бы лично передать ее Ушакову, о котором слышал так много, раньше чем познакомился с ним сам так хорошо теперь.
Он был очень взволнован, он слишком тяжко переживал свое поражение; он нетерпеливо ожидал своего победителя, обеспокоенный участью не только своей, но и своих солдат и офицеров.
Пристав к берегу, Ушаков внимательно разглядывал вблизи то, что приковало на несколько месяцев его эскадру, — крепость, устроенную так искусно на крепости, возведенной самой природой. Несколько раз, пожимая плечами, обращался он к сопровождавшему его Сорокину:
— Я удивляюсь! Я положительно удивляюсь, как можно было одним штурмом взять такую твердыню!..
И качал сокрушенно головой при виде множества тел убитых на валах, во рвах, около стен: морские сражения не приучили его к таким зрелищам.
Вид обезглавленных тел французских офицеров и солдат возмущал его до крайности.
Он вспомнил, как алжирский паша Саид-Али, известный своей исключительной удачливостью в морских боях, поклялся султану Селиму, что привезет ему голову Ушак-паши, и действительно во время сражения на Черном море всего лет восемь назад рвался на сближение с русским флагманским кораблем, которым был тот же «Св. Павел». Однако от метких выстрелов русских комендоров полетели в воду абордажные лестницы, и реи, и обломки раззолоченной кормы адмиральского корабля, а он сам, Ушаков, кричал тогда, грозя кулаком: «Я тебе покажу, бездельник Саид, как давать такие клятвы султану!..» Не прошло и полчаса, как избитый корабль Саида ушел под защиту других судов огромного турецкого флота, а спустя четыре часа под защиту ночной темноты ушел и весь способный еще идти неприятельский флот.
