Том 4. Книга Июнь. О нежности - [111]

– Я не понимаю, что такое азимут.

– Да, мне уже говорили. Если вы такая тупица, так я запишу вам в тетрадку и попрошу к следующему разу вызубрить. Если же вы не будете знать, то значит вообще вам учиться не к чему. Идите в портнихи. Теперь давайте заниматься.

«Нахал! – думала Лиза, бледнея со злости. – Идиот плюгавый! Воображает, что я дура. Сам дурак».

– Вы слушаете, что я вам говорю? – строго спрашивал мальчик. – Повторите, что я сказал.

– Я не расслышала.

– Вы к тому же еще и глуховаты?

– Что значит «к тому же»? К чему, к «тому же»? – лепетала Лиза, чувствуя, что у нее от обиды дергаются губы.

– Не будем отвлекаться посторонними беседами, – спокойно ответил обидчик. – Мой друг Вася Кошкин лежит больной и попросил меня заменить его и подготовить вас к экзамену по космографии. Я ему обещал и постараюсь обещание исполнить. Конечно, не все зависит от меня. Если окажется, что вы окончательно неспособны усвоить то, что ежегодно усваивают тысячи дур, сдающих выпускные экзамены, то тут уж я ничего не могу поделать.

Лиза приняла самый надменный вид и сказала:

– А почему вы думаете, что я желаю проделать все, что проделывают ежегодно тысячи дур?

Сердитый мальчик нахохлился и молчал.

– Я, может быть, не желаю, – продолжала Лиза.

Ирбитов встал и обдернул мундирчик.

– В таком случае разрешите откланяться, – сказал он и щелкнул каблуками.

Лиза томно подала ему руку.

Он вышел из комнаты.

«Неужели так и уйдет?» – с ужасом думала Лиза, прислушиваясь к его шагам.

Вот щелкнула входная дверь. Кончено. Ушел. Неужели так и не вернется? Какой негодяй! Оскорбил женщину и чувствует себя героем. Ну так подожди же. Ты думаешь, что я не могу? Ну так я ж тебе докажу!

Василий Кошкин-второй, гордый своим новеньким мичманским мундиром, сидел перед Лизой.

– Да, я кончила с золотой медалью, – говорила Лиза. – Теперь поступаю на медицинские курсы.

Подумала и спросила подчеркнуто равнодушным тоном:

– А этот ваш товарищ, такой глупенький, – Ирбитов, Арбатов, не помню его фамилии. Он обо мне не спрашивал?

– Нет, кажется, не спрашивал.

– Так вот, если спросит – так вы ему скажите, что я окончила с золотой медалью.

* * *

Самые длинные дни человеческой жизни – дни детства. Потом человек растет, а дни его уменьшаются. И совсем уже быстро «мчатся кони Феба под уклон».

И вот на таком уклоне встретились Лиза Вербе и Василий Кошкин-второй.

Лиза Вербе, женщина-врач, заведующая хирургическим отделением, и Кошкин-второй, адмирал в отставке.

Адмиралу лечили контуженную ногу.

– Скажите, сударыня, – спросил адмирал. – Вы не родственница Елизаветы Сергеевны Вербе? Друга моей юности?

– Я и есть эта самая Вербе.

– Хе-хе! Кто бы подумал. А меня не узнаете? Вася Кошкин.

– Кадет Вася. Трудно, конечно, узнать.

– А помните, как мы вас обучали космографии? Хе-хе! И я, и Пещерский, и Ирбитов.

– Как вы сказали? Пещерский? Орбитов? – Нет, таких не помню.

– Помните азимут? Азимут…

– Азимут? Нет, тоже не помню. Это что же, кто-нибудь из ваших товарищей?