Том 3. Стихотворения, 1921–1929 - [34]

«Как закон, непреложное»:

«Все богатство и счастье бедных людей –

Вера их в невозможное».

   Эту сказку с моралью такой «непреложной»,

Но в советские дни оказавшейся ложной,

Я выудил в белой газете.[13]

«Счастье бедных? Цена ему – ломаный грош».

Нет надежды, чтоб лучше жилось им на свете.

Эмигрантам сюжет показался хорош.

Невдомек им, что сказочка эта кусается,

Что уж если кого она близко касается,

То касается собственно их.

     – Твоя от твоих! –

Господа беглецы закордонные!

Вашей сказкой бью вам челом.

Это вы же проводите ночи бессонные

В черной скорби, в мечтах о былом.

Там, в краях чужедальних, бродяги бездомные,

«Мемуары» наплакали вы многотомные:

«Полководцев имели… Имели войска…

Уж победа, казалось, была так близка…

Колокольни Москвы из Орла уж видали…

А теперь… Ах, того ли, того ли мы ждали?!»

     Безнадежность! Тоска!

        Но, одначе,

По газетам по белым выходит иначе.

Манит печка советская. Издалека

В этой печке им чудится два уголька.

     «Мать честная! Царица!

Что из этих из двух угольков возгорится?»

Глядь-поглядь, разыгралась фантазия

(Я иные статейки для смеха храню!):

«Вот какие творятся в Москве безобразия!

Власть советская – крышка! – гниет на корню!»

Мужики, мол, теперь спохватилися.

Научили их разуму злые года.

Всюду стоны: «Скорей бы, скорей возвратилися

Настоящие к нам господа!»

   Вот, – орут господа из газеты в газету

(«Господа», у которых пристанища нету,

Нету «дома» – усадьбы! – и нет сундука), –

Вот, – орут они, – сколько тепла нам и свету

Посылают российские два уголька!

Вот! «Свершается!..» – «Мы – накануне момента!..»

«Впереди угольки…» – «Ждите добрых вестей!»

     Угольки ж, на проверку, не стоят ни шпента.

Это просто вралей патентованных рента,

Брех обычнейший «рижского корреспондента»

Из «Последних (живущих враньем) новостей».

«Ахраровцы» >*

Посвящается выставке АХРР

(Ассоциации художников революционной России)

Отложив на часик политику,

Пускаюсь в «художественную критику».

Знатоки найдут в ней много банальности,

Но ведь я пишу не по своей специальности,

А пишу потому – хоть писать не с руки, –

Что молчат «знатоки».

   Объявились такие архаровцы,

– Виноват, «ахраровцы»! –

Художники новые,

Люди очень бедовые,

Ударившиеся со всех четырех копыт

В революционно-советский быт.

Они этой зимою

Бьют челом нам выставкой – шутка ль? – седьмою!

   Оглядел я выставку эту.

До чего хороша по сюжету!

Насчет тени, фона

И тона,

И насчет светового канона

Я судить не берусь:

На канон я гляжу, как на молнию гусь.

Не учен. Непонятно.

В светотенях не смыслю, увы, ни аза.

Знаю только: вот это смотреть мне приятно,

А вот это мне режет глаза.

Но на выставке этой,

Ни одним «знатоком» не воспетой,

Все глаза мне ласкало,

Все мне в сердце запало.

Разве этого мало?

Вот картина какого-то парня

«Солеварня».

Вот в бою «Партизаны»

(Что за лица! Герои! Титаны!),

Вот отважный вояка «Рабкор»,

Вот «На кухне» прислуга ведет разговор

(Тетка в девку вонзилась в упор

С испытующе-едкою миною).

Залюбуешься этой чудесной картиною!

Вот стоит у корыта убогая «Прачка»,

Вот – при старом режиме «Рабочая стачка»,

Вот и «гвоздь» – «Заседание сельской ячейки»:

На эстраде у стенок скамейки,

На скамейках четыре Антипа,

«Выступает» оратор обычного типа,

Может быть, не совсем разбитной,

Может быть, краснобай не ахтительный,

Но – такой бесконечно родной,

Но – такой умилительный!

Вот кошмар бытовой – «Беспризорные дети»…

Все картины прекрасны, не только что эти!

   Вспоминаю далекие дни.

Были пышные выставки, где искони

«Мастера» выставлялись одни,

Мастера, опьяненные славою.

Но все выставки прежние – были они

Буржуазно-салонной забавою.

Все газеты вопили, да как, не по дню,

По неделям, по месяцам – важное дело:

«Гениально! Божественно! Дивное „ню“!»

«Ню»! А попросту – голое женское тело.

Что на выставках было? Портреты кокеток,

На подушках на шелковых морды левреток,

Виды храмов, дворцов и дворянских усадеб,

Сцены жизни дворянской – обедов и свадеб,

«Натюрморты» – десерт и букет хризантем,

Иллюстрации пряные книг соблазнительных…

Сколько тем! Сколько тонко-изысканных тем,

Для дворянского сердца родных, упоительных!

И каков был тогда – тошно вспомнить, каков –

Подхалимски-восторженный визг «знатоков»!!

Нынче чуть не один Петр Семенович Коган

Был ахраровской выставкой нежно растроган

И сказал настоящее слово о ней.

(Почему нет в газетах его манифеста?

Разве нету в «Известиях» Вциковских места?)

Эй, ахраровцы-други, гребите дружней!

И учите других, и учитеся сами,

Чтобы в будущем нас подарить чудесами,

Чтоб писать еще красочней, ярче, сильней.

Вы на верной и славной дороге.

Ваша выставка тем и важна, и сильна,

Что рабочим – Ивану, Демьяну, Сереге –

Много бодрого, яркого скажет она.

Я же вам, хоть не смыслю ни капли в тональности,

   Я скажу: «Среди вас уже есть мастера.

Ваша выставка – правда. А правда – сестра

Гениальности!»

Клятва Зайнет >*

Поэма

1

Вошла и сказала ему: «Саламат!»

Мирза потянулся и хмыкнул в халат.

Жена у Мирзы – хоть картину пиши.

   – Якши!

Жена у Мирзы – его третья жена –

Юна и, как тополь высокий, стройна.

Средь женщин узбекских прекраснее нет

   Зайнет.

Узбекам, двум братьям ее удалым,

Большой за нее уплатил он калым,

И третий замок он навесил на дверь

   В ичкерь.