Том 3. Стихотворения, 1921–1929 - [23]

Что… я очутился на вокзале в вагоне.

В вагоне заснул, все еще с Керзоном в уме,

А проснулся в городе Костроме,

Оказавшись в безвыходном положении:

В губисполкомском окружении!

Товарищ Огибалов, предгубисполком,

Заговорил со мной таким языком:

«Товарищ Демьян, делать неча!

Не зря вам такая встреча!

У нас в селе Шунге зажглось электричество,

Будет на торжестве народу необозримое количество.

Из Москвы мы ждали больших гостей,

А от них ничего, окромя вестей,

Что, дескать, заняты по горло.

У нас же вот как приперло.

Говоря иносказательно,

Нужен свадебный „генерал“ обязательно!»

   Короче сказать, после такого привета

Я вышел из вагона не в качестве вольного поэта,

А в качестве члена Московского Совета.

   Так как при этом

Господь бог наградил нас «условным летом»,

То пошел я на пароход по лужам,

Под надоедливым, мелким дождем.

Шел этаким государственным мужем,

В некотором роде – замвридвождем!

         О советских чудесах

         В костромских лесах

   Шутка шуткой, а дело делом.

Много есть чудес на свете белом,

Теперь на них прямо полоса.

Но что все эти чудеса,

Сколь там они ни громки,

Перед чудом в селе Шунге на берегу Костромки!

   Хотя тут покуда

Еще и нет чуда,

А лишь зерно размера малого,

Но зерно – чуда небывалого,

Чуда такого,

Что описать его толково,

Каким оно будет, достигнув зрелости,

Ни у кого не хватит смелости.

Может, это только по плечу

Одному Ильичу,

Чей образ был со мной неотступно.

Я же со всеми гостями купно

На новое электроздание

Глядел, затаив дыхание,

И, видя восторги местного населения,

Готов был заплакать от умиления.

   Буржуи! Интеллигентные книжники!

    Смотрите: вот где подвижники!

Сорок деревень

Изо дня в день,

Не три дня, а три года,

Погода – непогода,

Выбивались из сил,

Каждый рубил, и возил, и носил:

В черных дебрях дорогу прокладывал свету!

   Серяки-мужики

Сорока деревень у Костромки-реки,

Описать ваш подвиг какому поэту?

   Был великий у нас и развал и разор.

Нам враги вопияли: позор!

Позор!

За Советскую власть вам расплата! –

«Советская власть во всем виновата!»

   Нынче стали мы наши прорехи чинить.

А в Шунге уже вона какая «заплата»!

Что ж? Попрежнему ль будут враги нас винить?

– Все Советская власть виновата?!

    Шунгенский герой и его завет –

            Да будет свет!

«До-го-ра-ай м-мо-я луч-чи-на!»

Не коптеть тебе в Шунге зимней порой! –

Крестьянин Стругов коренастый мужчина,

Вот кто подлинный шунгенский герой!

Его слова – электросвечи.

Даю осколок из его удивительной речи:

«В 19-м годе всякий видел, что деется в родной стране.

Надо становиться на крепкие ноги.

Сказал я советским властям:

   „Устрою електрическую станцею“.

   „Трудно!“ – говорят.

   „Беру на себя ответ. Поддярживайте только“.

   „Поддяржим“, – говорят.

Обратился я к народу:

   „Братцы! Поддярживай!“

   „Поддяржим!“

А когда народ говорить и обещаить, ето все уже.

Поддярживали. Я народ забивал у кажную щель.

Нужно в один день 30 000 пудов выгрузить, – выгружали.

Лошадей запрягали, сами впрягались.

   – Давай! Давай! Давай!

Видя теперь здесь усех людей, забываешь усе,

                    что было пережито.

Одначе, когда решаишьси на усе, усе делается

                    скорее и кончается спорее.

Сказали: да будет свет!

И вот: свет!»

      Моя речь – импровизация –

        Всеобщая электризация

Настал мой черед – сказать приветствие.

Я его не повторю здесь, вследствие…

Вследствие того, что у хорошего стихотворения

Нет хорошего повторения.

Да и не мог я говорить дурно!

Все были наэлектризованы в электроизбе.

И если мне аплодировали бурно,

То аплодировали также себе,

Гордясь перед гостем из красной столицы

Редчайшим добром:

Огненным ярким пером

Электрической дивной Жар-птицы.

   Когда на полянке прибрежной

Любовался я молодостью нежной

Крестьянских ребяток, взметывавших руки

И показывавших всякие гимнастические штуки,

Вдруг походкой поспешной

Подошел ко мне поп, сновавший в толпе,

И внезапно к руке моей грешной

«Устами прильпе»,

Назвавшись «жрецом народного миропонимания».

Бедный, бедный отец Леонид!

До чего довел его вид

Засверкавшего электроздания!

          После электростроя

          Чудо иного покроя

Тут же рядом

С ревнивым взглядом

Стояли послы из деревни иной.

А потом все ходили за мной

И твердили весьма настоятельно,

Чтоб приехал я к ним обязательно.

А тому их мотивы:

«В Шунге орудуют кооперативы.

Хоть в Шунге огороды и высокого качества,

Но в ней еще много кулачества.

А в „Минском“, селе,

Беднота вся сидит на земле.

Она нынче богаче.

Одначе

О делах ее дивных посольство не скажет,

А дела все… на деле покажет».

   Два работника местных, земотдельцы, похоже, –

В оба уха мне стали гудеть:

«В Минском вам побывать надо тоже.

Есть на что поглядеть!»

        Вот это чудо так чудо,

И другим деревням поучиться б не худо

   Через день поглядели.

Чудеса, в самом деле!

Не дошли мы до первого двора –

Навстречу с флажками детвора,

Румяная, курносая,

звонкоголосая.

Солнце, кстати, не важничало,

За облаками не саботажничало.

Мужики и молодки приветливо щурились.

Старики тоже не хмурились.

Ну, прямо сказать, дорогая родня!

   Ждали, мил-лай, два дня,

Хлеб в других деревнях весь подмоченной, хилый,

А у нас, погляди ты, каки зеленя.

Рядовою все сеялкой сеяли, мил-лай!

Межи к черту! Засеяли все под одно,