Том 3. Стихотворения, 1921–1929 - [20]

   Две силы разные теснят вас с двух сторон.

Ни тут, ни там не ждет вас прибыль,

Но вражеский кулак вам причинит урон,

А пролетарская рука сулит вам гибель.

О, жалостная тля, ты жалости ни в ком,

Ни в ком не вызовешь и никого не тронешь,

Ты, в траур обрядясь, сама себя хоронишь!

   Даря тебя своим презрительным плевком,

На твой позорный гроб бросаю первый ком!

Риск >*

(с древнегреческого)

   Фалей, лукавый грек, сквалыжный плут-купец.

   Корил носильщика Демада:

   «Обол? За этот груз? Опомнись, голубок,

   Корзина не ахти какая уж громада.

   Будь я моложе, сам я б снес ее домой,

   А ты – „обол“! Грабеж прямой!

А впрочем,

О чем мы зря хлопочем!

Не в деньгах, милый мой,

Не в деньгах счастье.

Я к беднякам привык питать всегда участье,

Да, на своем веку,

И долгом и суровом,

   Не одному, брат, бедняку

   Помог я… добрым словом!

   Обол, ты говоришь? Бери, мне все равно.

   Но слово доброе… оно…

   Э… Как, бишь, звать тебя? Демадом?

   Корзину снес бы ты, Демадушка, мне на дом,

   С посудою она с хрустального. Неси,

   Да не тряси.

   За бескорыстную услугу

   Три мудрых правила скажу тебе, как другу».

Польстясь на мудрые слова,

Простец-Демад себе на спину

Взвалил огромную корзину.

Пыхтя, кряхтя, едва-едва

Под тяжкой ношею волок бедняга ноги.

«Фу! – Одолевши треть дороги,

Носильщик стал. –

Передохну. Вконец устал.

Ну, что ж, – открой, Фалей, одно из мудрых правил!»

Фалей Демада не заставил

Ответа слишком долго ждать:

«Демад, не верь тому, кто станет утверждать,

Что для рабочего народа

Милее рабство, чем свобода».

«Вот на! – сказал Демад. – Какой же дуралей

Чушь эту утверждать осмелится, Фалей!»

Понес Демад корзину дале.

«Послушай, милый друг! – Так на втором привале

Демаду стал Фалей вещать. –

Коль кто-нибудь тебя попробует смущать:

Мол, богатеть куда как вредно, –

Что только бедняки способны жить безбедно,

Не зная ни хлопот, ни риску, ни потерь,

Ты этому… не верь».

«Благодарим на добром слове,

Хотя и это нам не внове!» –

Вздохнул с досадою Демад.

Пошли опять. Фалей наш рад:

«Сюда, Демад… Хе-хе… Вот ты и разумей-ка…

Сюда, в переднюю, направо, где скамейка…

Ну, что ж ты стал, как пень? Снимай корзину, что ль!»

«Постой. Успеется, – гудит Демад в передней, –

Делися мудростью… последней».

«Изволь, – заегозил Фалей. – Изволь, изволь…

Коль скажет кто тебе… Ну, все равно, что скажет…

Чего ты смотришь, словно зверь?..

Иной, брат, так тебе распишет да размажет…

А ты… не верь…»

Тут, изловчившися, Демад плечами двинул

Да оземь так корзину кинул,

Что только звон пошел от хрусталя вокруг.

«Друг, – полумертвому от ужаса Фалею

Сказал он, – пусть я околею,

Коль ты неправ, любезный друг…

Большое за твои три правила спасибо…

Слышь? Если скажет кто: в корзине, мол, теперь

Есть, кроме битого стекла, еще что-либо,

Так ты ему… не верь…»

* * *

«Культура старая. Хрустальная лампада».

Ну что ж. Культуре – исполать.

Но коллективного российского Демада

Фалеям нынешним уже не оседлать.

«Три мудрых правила»… Подобную мякину

Уже не пустишь в ход, чтоб жить чужим трудом.

Хоть все «культценности» Демад, согнувши спину,

Охотно понесет, но не в Фалеев дом,

А в дом свой собственный, который, по фасаду

Судить, Фалеев был, но перешел к Демаду!

Махровые цветы >*

Сотрудник «Воронежской коммуны» «пропечатал» начальника уголовного розыска города Задонска, некоего Белых. Белых, встретив этого сотрудника, набросился на него: «Ты што, мать твою, пишешь про меня?.. Посидишь в тюрьме, так лет пять писать не будешь…»

(См. «Известия ВЦИК», 19 янв.)

Самодуров вроде Белых

Развелось у нас – беда!

Много их, ребяток смелых,

Ждут сурового суда.

Вот они орут площадно:

«Упеку!.. Сгною!.. Мал-чать!»

Раскрывай их беспощадно,

Пролетарская печать!

Посвящаю эти строчки

Всем собратьям по перу:

– Присылайте мне «цветочки»,

Я в «букет» их соберу.

Сволочь каждую отметим,

Воздадим ей «похвалы»,

Чтоб потом букетом этим

Подметать в тюрьме полы!

Социал-болонки >*

   Вы полюбуйтесь, что за франты

   Лакеи верные у госпожи Антанты.

   Рабочие кричат им издали: «Эй, эй!

Чего вы, ироды, копаетесь? Живей!

Пора всеобщую начать нам забастовку!»

«Нет, ни за что! Нет, нет! –

Лакеи им в ответ. –

Намедни поднесли мы барыне листовку,

В которой наплели вы дикой ерунды,

Так барыня, когда листовку в руки взяли

И прочитали всё: „Нехорошо! – сказали, –

Держитесь далее от уличной орды.

Всё это варвары, всё дураки и дуры,

Они – вне общества, прогресса и культуры!

Пора на цепь их посадить!“

Все это барыня сказавши, стали хмуры

И не велели к вам ходить!»

* * *

Собачек комнатных, товарищи, видали?

Породистые есть, носящие медали.

Впридачу блеска их собачьей красоте

Им вяжут бантики на шее и хвосте

И проманежиться на свежем ветерочке

Их водят барыни на шелковом шнурочке.

Вот Вандервельде! В нем болонку узнаю,

Которая медаль и бантики носила.

Так допустимо ли, чтоб барыню свою

Такая стерва укусила?!

На фронте победном >*

Ко дню присяги в 15-й Сивашской дивизии грамотность будет доведена до 100 проц.

(«Правда», 27 янв. 1923 г.)

Опять – прорыв и одоленье.

Бойца неграмотного нет!

Орлам сивашским поздравленье

И мой восторженный привет!

Враги, дивясь такому чуду,

Завоют: «Дети – не в отцов!»

А я с двойным усердьем буду

Писать для этих молодцов.

Дорогу пламенным идеям!