Том 3. Стихотворения, 1921–1929 - [18]

Сижу. В ушах звенит. В глазах рябит от света.

Вздыхаю: «Господи, чем я твой гнев навлек?»

Вот вышел этакий пред нами фитилек.

А вот, поди ж ты, член Центрального Совета.

Мужчина в возрасте, а с виду неказист:

   Безусый, вроде гимназист, –

В хороший магазин не взял бы и в мальчонки:

Годится, скажем так, для мелочной лавчонки

   Не то чтоб парень из заик:

   Язык как следует подвешен.

   «Я, – лепортует, – меньшевик!»

   Обрадовал! Признаться, грешен,

Большевика б хотел послушать я хоть раз.

   Товар мне нужен без подделок.

   А этот, видно и на глаз:

   Не большевик, породой мелок!

Весь ходит ходуном. Бьет кулаками в грудь.

   Не разговор – какой-то танец.

Ты что же думаешь? Я понял что-нибудь?

   Я, мать моя, не иностранец.

Ты речь со мной веди по-русски. Вынь – положь,

А я уж разберусь, какая в чем подкладка.

С «капитуляции» одной кидает в дрожь,

А тут что ни словцо, то новая загадка!

   «Дипломатический… оркестр»,

   «Коммунистический… секвестр»,

   Да «девальвация»,

   Да «реставрация»,

Да… дьявол сам не разберет:

Что, собственно, к чему и кто кого дерет.

«Капитуляция» – позиций, значит, сдача.

Выходит: Ленина постигла неудача.

Что сила богачей есть – «абсолютный факт».

И Ленин с нами-де готов вступить… в «контакт»!

Скажи, пожалуйста! Мы, значит, входим в силу.

Спасибо за… «контакт». Учены на былом,

И без «контакта» нас вогнали уж в могилу,

Ну а с «контактом» что ж? Проткнут еще колом?

Нет, брат, втирай очки какой-нибудь там дуре.

Зря перед нами стал себя ты утруждать.

   Мы на своей узнали шкуре,

   Чего от Ленина нам ждать.

   Послушал лекцию. Спасибо.

   Зря только ввел себя в расход.

Я думал, дельное расскажут мне что-либо,

А он… меньшевики никчемный, впрямь, народ, –

   Нет ни силенок в них, ни смысла.

   Да ты почто так, мать, раскисла?»

   «Ну, что же ты не ешь?»

                   «Ты со своей едой!

Поели… Будет с нас… Я ль не был мастер кушать?!.

   „Контакт“, хе-хе, огня с водой!..

А как бы все-таки мне Ленина послушать?!»

30 мая 1918 г.

Басня девятая Сладкие мечты

   Корней Гордеич… Боже мой!

   Давно забыл дорогу к банку.

Напялив пальтецо дырявое, зимой

На рынок саночки тащил он спозаранку.

За грошевой барыш судьбу благодаря,

До часу позднего топтался у ларя,

Но, потеряв давно купецкую осанку,

В душе, однакоже, надежды не терял,

Что беды все пройдут, как наважденье злое:

   «Вернется времечко былое!»

Свои надежды он супруге поверял.

В квартире, новыми жильцами уплотненной,

   Имея комнату одну,

По вечерам купец мечтою затаенной

Подбадривал себя и утешал жену:

   «Слышь, не серди меня, старуха.

Пустыми вздохами наводишь только жуть.

Все знаю, вижу сам. Ну, голод, ну, разруха.

По-твоему, беда. По-моему, ничуть.

Поди, не мы одни с тобой спадаем с тела.

   А ты б чего хотела?

Обилья общего? Что хошь, то выбирай?

   Хоть обожрися всякой сластью?

Чтоб говорили все, что вот не жизнь, а рай

Под этой самою… антихристовой властью?

Умом ты, мать моя, всегда была слаба.

Да в этой нищете и есть вся заковычка.

Вот как натерпится вся эта голытьба

Да вспомнит наши-то, хозяйские, хлеба,

Тут и проснется в ней холуйская привычка;

Сумей кормежки ей не дать, а посулить, –

К хозяевам она начнет валом валить.

Польстясь на сытый корм и на хмельное пойло.

Все клячи тощие придут в былое стойло

   И, увидав хозяйский кнут,

   Уже брыкаться не начнут,

А, ублажая нас усердным прилежаньем, -ѓ

Хоть до смерти их всех в упряжке загони! –

На брань и окрики хозяйские они

Ответят ласковым, любовным, робким ржаньем.

У, псы! Дождаться б лишь до этакого дня,

   Так вы поржете у меня!

По рылу каждого, ха-ха, собственноручно!

Посмей лишь кто дерзнуть. Как муху… в кипяток!..

М-да… Размоталась жизнь, как шерстяной моток!..

   Дел никаких… Без дела ж, ой, как скучно…

Винца не сыщешь, мать?.. Хотя б один глоток…»

   Купчиха слушала, закутавшись в платок,

         И что-то шамкала беззвучно.

1919 г.

Басня десятая Нет уверенности

   События неслись во весь опор,

И в баснях надолго расстался я с купчиной.

Гордеич… Лекция… «Контакт»… Прошло с тех пор

         Четыре года с половиной.

И вот Гордеича теперь мы застаем

В трактире с музыкой, вином и пьяным шумом.

   Купец беседует вдвоем

С Пров Кузьмичом, своим приятелем и кумом.

Кум, деревенский туз – он тоже нам знаком:

         О ком – о ком,

А уж о нем пришлось писать мне сколько басен!

Да что нам говорить о давней старине,

О том, как был кулак тогда для нас опасен?

Он нынче стал для нас опаснее вдвойне.

Кулак был под конем, и вновь он на коне.

И мне о нем писать еще придется много.

         Сейчас в трактире за столом

Кузьмич, беседуя с купчиной о былом,

О настоящем тож выпытывает строго.

Гордеич охает: «Ох-ох-ох-ох, Кузьмич!

         Хлебнули горя… Настрадались…

         Я так считаю: божий бич.

Но сжалился господь, – все ж лучших дней дождались.

         Что было? Вспомнишь, жуть берет,

Боялся, веришь ли, загадывать вперед.

         Прикинешь так – ан выйдет хуже.

Прожить ба как – не то что думать про доход.

         На шее петля, что ни год,

         То все затягивалась туже.

За спекуляцию пришлось сидеть раз пять.

Вот уж надеешься: с тюрьмой совсем расстался.

Ан, не успел чихнуть, как Загребли опять.

         Не знаю, как и жив остался,