Том 3 - [58]

С черною кошкой моей.

Кошке — фанерный ящик,

Мне — колченогий стол.

Кровью стихов настоящих

Густо обрызган пол.

Кошка по имени Муха

Точит карандаши,

Вся — напряженье слуха

В темной квартирной тиши.

1964

Таруса [190]

Карьер известняка

Районного значенья,

И светлая река

Старинного теченья.

Здесь тени, чье родство

С природой, хлебом, верой

Живое существо,

А вовсе не химера.

Не кладбище стихов,

А кладезь животворный,

И — мимо берегов —

Поток реки упорный.

Хранилище стиха

Предания и долга,

В поэзии Ока

Значительней, чем Волга.

Карьер известняка

Районного значенья,

И светлая река

Старинного теченья.

1964

* * * [191]

Я — северянин. Я ценю тепло,

Я различаю — где добро, где зло.

Мне нужен мир, где всюду есть дома,

Где белым снегом вымыта зима.

Мне нужен клен с опавшею листвой

И крыша над моею головой.

Я — северянин, зимний человек,

Я каждый день ищу себе ночлег.

1964

* * * [192]

Вчера я кончил эту книжку

Вчерне

Осадка в ней немного лишку

На дне.

В подножье строк или палаток

Гранит.

Нерастворимый тот остаток

Хранит.

Стиха невозмутима мера —

Она

Для гончара и для Гомера

Одна.

1964

* * * [193]

Я не искал людские тайны,

Как следопыт.

Но мир изменчивый, случайный

Мной не забыт.

Тепло людского излученья

В лесной глуши,

Земные донные теченья

Живой души.

И слишком многое другое,

О чем нет слов,

Вставало грозное, нагое

Из всех углов…

1964

* * * [194]

Рассказано людям немного,

Чтоб грозная память моя

Не слишком пугала тревогой

Дороги житья и бытья.

И я поступил не случайно,

Скрывая людские грехи,

Фигурами умолчанья

Мои переполнив стихи.

Достаточно ясен для мудрых

Лирический зимний рассказ

О тех перламутровых утрах,

О снеге без всяких прикрас.

Но память моя в исступленье,

Но память вольна и сильна,

Способна спасти от забвенья

Сокровища с самого дна.

1965

* * *

Не линия и не рисунок,

А только цвет

Расскажет про лиловый сумрак,

Вечерний свет.

И вот художника картины

Со стен квартир

Звучали как пароль единый

На целый мир.

И слепок каменной химеры

Дрожал в руке,

Чтоб утвердился камень веры

В моей строке.

1965

Нерест [195]

Н. Столяровой

Закон это иль ересь,

Ненужная морям,

Лососей ход на нерест

Средь океанских ям.

Плывут без карт и лоций

И по морскому дну

Ползут, чтоб побороться

За право быть в плену.

И в тесное ущелье

Ворваться, чтоб сгореть —

С единственною целью:

Цвести — и умереть.

Плывут не на забаву,

Плывут не на игру,

Они имеют право

В ручье метать икру.

И оплодотворенья

Немой великий миг

Войдет в стихотворенье,

Как боль, как стон и крик.

У нерестилищ рыбьих,

Стремясь в родной ручей,

Плывут, чтобы погибнуть

На родине своей.

И трупы рыб уснувших

Видны в воде ручья —

Последний раз блеснувши,

Мертвеет чешуя.

Их здесь волна качала

И утопила здесь,

Но высшее начало

В поступках рыбьих есть.

И мимо трупов в русло

Плывут живых ряды

На нерест судеб русских,

На зов судьбы — беды.

И люди их не судят —

Над чудом нет судей, —

Трагедий рыбьих судеб,

Неясных для людей.

Кипит в ручье рожденья

Лососей серебро,

Как гимн благодаренья,

Прославивший добро.

1965

* * * [196]

Кета родится в донных стойлах

Незамерзающей реки,

Зеленых водорослей войлок

Окутывает родники.

Дается лососевой рыбе

В свою вернуться колыбель.

Здесь все в единстве: жизнь и гибель,

Рожденье, брачная постель.

И подвиг жизни — как сраженье:

Окончив брачную игру,

Кета умрет в изнеможенье,

На камень выметав икру.

И не в морской воде, а в пресной

Животворящий кислород

Дает дышать на дне чудесно

И судьбы двигает вперед.

1965

* * *

Я ищу не героев, а тех,

Кто смелее и тверже меня,

Кто не ждет ни указок, ни вех

На дорогах туманного дня.

Кто испытан, как я — на разрыв

Каждой мышцей и нервом своим,

Кто не шнур динамитный, а взрыв,

По шнуру проползающий дым.

Средь деревьев, людей и зверей,

На земле, на пути к небесам,

Мне не надо поводырей,

Все, что знаю, я знаю сам.

Я мальчишеской пробою стал

Мерить жизнь и людей — как ножи:

Тот уступит, чей мягче металл, —

Дай свой нож! Покажи. Подержи.

Не пророков и не вождей,

Не служителей бога огня,

Я ищу настоящих людей,

Кто смелее и тверже меня.

1965

* * * [197]

Как гимнаст свое упражнение,

Повторяю свой будущий день,

Все слова свои, все движения,

Прогоняю боязнь и лень.

И готовые к бою мускулы

Каждой связки или узла

Наполняются смутной музыкой

Поединка добра и зла.

Даже голос не громче шепота

В этот утренний важный миг,

Вывод жизни, крупица опыта.

Что почерпнута не из книг.

1965

* * *

Я не лекарственные травы

В столе храню,

Их трогаю не для забавы

Сто раз на дню.

Я сохраняю амулеты

В черте Москвы,

Народной магии предметы —

Клочки травы.

В свой дальний путь, в свой путь недетский

Я взял в Москву —

Как тот царевич половецкий,

Емшан-траву, —

Я ветку стланика с собою

Привез сюда,

Чтоб управлять своей судьбою

Из царства льда.

1965

* * * [198]

Пусть свинцовый дождь столетья,

Как начало всех начал,

Ледяной жестокой плетью

Нас колотит по плечам.

И гроза идет над нами,

Раскрывая небо нам,

Растревоженное снами

И доверенное снам.

И черты стихотворенья,

Слепок жестов, очерк поз,

Словно отзвуки движенья

Проходящих в мире гроз.

1966

* * *

Не покончу с собой —

Превращусь в невидимку:

И чтоб выиграть бой,

Стану призрачной дымкой.

Я врага разыщу

Средь земного предела,

Подкрадусь, отомщу,

Завершу свое дело.

Это вера из вер —

Та дикарская вера,

Катехизис пещер

И путей Агасфера.

1966

* * *

Любви случайное явленье

Смиренно чудом назови