Том 3 - [53]

Навстречу прохожим листочками жести

Листья летели метелью, как снег,

И милиционеры, боясь происшествий,

Машинам сбавляли размеренный бег.

Водители связь потеряли с землею

И в ужасе жали на все тормоза,

И желтою пылью, как желтою мглою,

Прохожим с утра порошило глаза.

Автобусы плыли, стремясь к повороту,

На твердую землю въезжали, гудя,

И морщилось небо, и стыло от пота,

И падали первые капли дождя.

1958

Лицо [137]

Нетрудно изучать

Игру лица актера,

На ней лежит печать

Зубрежки и повтора.

И музыка лица,

Послушных мышц движенье

То маска подлеца,

То страсти выраженье.

Актер поднимет бровь

Испытанным приемом,

Изобразит любовь

Или разлуку с домом.

Сложней во много раз

Лицом любой прохожий,

Не передать рассказ

Его подвижной кожи.

Случайное лицо,

Где всё — полунамеком…

Морщинное кольцо,

Не замкнутое током…

Понятны лесть и месть,

Холопство и надменность,

Но силы нет прочесть

Лица обыкновенность.

1958

Пушкинский вальс для школьников [138]

Зачем он очарован

Натальей Гончаровой?

Зачем ему так дорог высший свет?

Ему бы в секунданты

Шекспира или Данта —

Дантеса отвели бы пистолет.

Зачем ясна погода

Романовым в угоду?

Зачем не поднимается метель?

Метели бы летели

Препятствовать дуэли,

Любую загораживая цель.

Зачем мелки масштабы,

Зачем так люди слабы?

Зачем здесь не явился Аполлон?

Потребовал поэта

К священной жертве света, —

Не он сейчас потребовал, не он…

1958

Стеклодувы

Неуспокоенная лава

Текла, как будто солнце жгло,

И был песок вконец расплавлен

И превращен жарой в стекло.

Вся масса стынет постепенно,

Она до дна раскалена,

И ярко вспыхивает пена,

И загорается волна.

И чайка прикоснулась клювом

К зеленой выгнутой волне,

И чайка стала стеклодувом,

Подручной оказалась мне.

В который раз мы верим чуду

И рады выдать за свое

И груды облачной посуды,

И неба синее литье.

1958

Басня про алмаз [139]

Простой блистающий алмаз

Был мерой твердости для нас.

Ведь нет кислот и щелочей,

Какие гасят блеск лучей.

Но может измениться он,

Когда он будет накален.

И в безвоздушной духоте,

В мильонолетней темноте

Алмаз изменит внешний вид,

Алмаз расплющится в графит.

И вот алмазная душа

Горда судьбой карандаша.

И записать готов алмаз

Стихотворенье и рассказ.

1958

Огниво [140]

Как спичкой чиркают о камень,

Как бьют кресалом о кремень,

Так волны высекают пламя

И тушат пламя Целый день.

Но приближается минута,

Отчетливая, как плакат, —

Подносят тучу вместо трута,

И загорается закат.

1958

* * * [141]

Покамест нет дороги льдинам

И тол не разорвал затор,

Поселок пахнет нафталином

И изморозь приходит с гор.

В привычный час ложится иней,

И тает он в привычный час,

И небосвод индиго-синий

Неутомимо давит нас.

И слышен тонкий запах тленья,

Весенний наступает час,

И прошлогодние растенья

Являются в последний раз.

1958

* * * [142]

Стихи — это стигматы,

Чужих страданий след,

Свидетельство расплаты

За всех людей, поэт.

Искать спасенья будут

Или поверят в рай,

Простят или забудут…

А ты — не забывай.

Ты должен вечно видеть

Чужих страданий свет,

Любить и ненавидеть

За всех людей, поэт.

1959

Вечерняя звезда [143]

Овраг наполнится угаром

И гнилью теплой и сухой.

В лесу запахнет скипидаром,

Как в живописной мастерской.

У яблонь запах громче грома.

Взошла вечерняя звезда.

И ветер вьется возле дома,

Не убегая никуда.

1959

Гарибальди в Лондоне [144]

(Речь на завтраке у лорд-мэра)

Благодарю, благодарю за честь…

Прошу прощения — я должен сесть.

Нога болит от раны пулевой,

И каждый мускул будто неживой…

Я выслушал приветственную речь

И вижу ваш подарок: это — меч!

Подарком этим я немало удивлен:

Ведь я не Цезарь, не Наполеон.

Я не люблю военных ремесло —

Профессию, рождающую зло.

Простой крестьянин, а не генерал,

За дом родной я нынче воевал.

Бандиты ворвались в отцовский дом,

И я судил их собственным судом, —

Снял со стены охотничье ружье,

Чтоб счастье жизни защитить свое…

Был в перестрелке, кажется, убит

Ворвавшийся в отцовский дом бандит.

Я не считал моих побед и бед

На протяженьи многих тяжких лет…

Рубаха красная, надетая на мне,

Не знак пожара, не призыв к войне.

Ведь в этот алый цвет всегда одет

Крестьянской жизни трудовой рассвет.

Прошу прощенья, дамы, господа,

Я не солдат, я человек труда.

Вся жизнь моя — прямой тому пример.

Здоровье ваше, господин лорд-мэр!

1959

Устье ручья [145]

Безвестный ручей,

Безымянный, ненужный,

Для наших ночей

Недостаточно южный,

Где чаек полет

И полярное лею,

Светящийся лед

Изумрудного цвета.

Забытый зимой

В недоступном ущелье,

Зимою самой

На моем новоселье,

Где прямо вперед

Через лед трехметровый

Летит водомет,

От заката багровый.

И, темной теки

Замедляя теченье,

Бегут пузырьки

Огневого свеченья!

1959

Бирюза и жемчуг [146]

Смешаю вместе уксус и слюду,

Чтоб минерал скорее умирал,

И точат слезы камень-бирюзу,

И умирает синий минерал.

А жемчуг задыхается во тьме,

Теряет краски, цену и судьбу,

И не под силу жить ему в тюрьме,

Лежать живым в повапленном гробу.

Он жив — на пальце, вделанный в кольцо,

И полон человечьей теплоты,

Он сохраняет светлое лицо,

Он сохраняет жизнь свою — как ты.

1959

Кипрей [147]

Там был пожар, там был огонь и дым.

Умерший лес остался молодым.

Ища следы исчезнувших зверей,

В лиловый пепел вцепится кипрей

И знаки жизни, что под цвет огня,

Раскинет у обугленного пня —

И воскресит таежную траву,

Зверей, и птиц, и шумную листву.

1959

Горная минута