Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы XXXI — LVII) - [5]

— Боюсь, что так.

— В таком случае я заявляю вам о своем непоколебимом решении не платить ничего,— весьма внушительно произнес мистер Пиквик.— Ничего, Перкер! Ни один фунт, ни один пенни из моих денег не перейдет в карманы Додсона и Фогга. Это мое непреложное и обдуманное решение!

Мистер Пиквик с силой ударил по столу, подтверждая непреложность своего намерения.

— Прекрасно, уважаемый сэр, прекрасно,— сказал Перкер.— Конечно, вам лучше знать.

— Разумеется,— поспешно отозвался мистер Пиквик.— Где живет королевский юрисконсульт Снаббин?

— Линкольнс-Инн, Олд-сквер,— ответил Перкер.

— Я бы хотел его повидать,— сказал мистер Пиквик.

— Повидать королевского юрисконсульта Снаббина, уважаемый сэр! — с крайним изумлением воскликнул Перкер.— Нет, нет, уважаемый сэр, невозможно! Повидать Снаббина! Бог с вами, уважаемый сэр, слыханное ли это дело, если предварительно не внесена плата за консультацию и не назначен час консультации! Это никак невозможно, уважаемый сэр!

Однако мистер Пиквик заявил, что это не только возможно, но и необходимо, и в результате через десять минут после того, как он выслушал заверение, что это сделать невозможно, поверенный ввел его в контору великого Снаббина.

Это была довольно просторная комната без ковра, с большим письменным столом, придвинутым к камину. Сукно, покрывавшее стол, давно отказалось от всяких претензий на свой первоначальный зеленый цвет и постепенно посерело от пыли и времени, за исключением тех мест, где все следы его натурального цвета были уничтожены чернильными пятнами. На столе лежали многочисленные пачки бумаг, перевязанные красной тесьмой, а за столом сидел пожилой клерк, чей прилизанный вид и массивная золотая цепочка от часов служили внушительным показателем большой и прибыльной практики королевского юрисконсульта Снаббина.

— Королевский юрисконсульт у себя в кабинете, мистер Моллерд? — осведомился Перкер, с величайшей учтивостью предлагая свою табакерку.

— Да, он у себя, но очень занят,— последовал ответ.— Посмотрите-ка сюда: еще не дано ни одного заключения по всем этим делам, а гонорар за каждое уплачен.

При этом клерк улыбнулся и втянул понюшку табаку с увлечением, которое, казалось, вызвано было как любовью к табаку, так и пристрастием к гонорарам.

— Вот это называется практикой! — сказал Перкер.

— Да,— отозвался адвокатский клерк, доставая собственную табакерку и предлагая ее с величайшей любезностью.— А лучше всего то, что никто на свете, кроме меня, не разбирает почерка королевского юрисконсульта, и, следовательно, все должны ждать заключения, которое он уже дал, до тех пор, пока я не перепишу. Ха-ха-ха!

— И от этого выигрывает… Мы знаем, кто выигрывает, кроме королевского юрисконсульта… И таким способом вытягивает из клиентов еще кое-что, а? — добавил Перкер.— Ха-ха-ха!

Тут клерк королевского юрисконсульта засмеялся снова — не громким, раскатистым смехом, а тихим, внутренним смешком, который неприятно было слышать мистеру Пиквику. Когда у человека бывает внутреннее кровоизлияние, это опасно для него самого, но когда он смеется внутренним смешком, это не предвещает добра другим.

— Вы не составили для меня счетика гонораров, которые я вам должен? — спросил Перкер.

— Нет, не составил,— ответил клерк.

— Я бы вас попросил составить,— сказал Перкер.— Дайте мне его, и я вам пришлю чек. Но вы, должно быть, слишком заняты получением наличных денег, чтобы думать о должниках. Ха-ха-ха!

Эта шутка, казалось, польстила клерку, и он еще раз засмеялся тихим смешком.

— Но, мистер Моллерд, уважаемый друг,— сказал Перкер, вдруг обретая всю свою серьезность и увлекая великого клерка великого королевского юрисконсульта за отворот сюртука в угол,— вы должны уговорить королевского юрисконсульта принять меня и моего клиента.

— Что вы, что вы! — воскликнул клерк.— Вот это недурно! Увидеть королевского юрисконсульта! Нет, это слишком нелепо!

Впрочем, несмотря на нелепость предложения, клерк позволил увлечь себя потихоньку в сторону от мистера Пиквика и после краткой беседы шепотом вышел неслышными шагами в темный коридорчик и скрылся в святилище юридического светила, откуда вскоре вернулся на цыпочках и уведомил мистера Перкера и мистера Пиквика, что ему удалось уговорить королевского юрисконсульта, вопреки всем установленным правилам и обычаям, принять их немедленно.

Королевский юрисконсульт Снаббин был человек со впалыми щеками и желтоватым цветом лица, лет сорока пяти, или, как говорится в романах, ему могло быть и пятьдесят. У него были те тусклые, осовелые глаза, какие часто можно увидеть на лицах людей, предающихся в течение многих лет утомительным и тягостным кабинетным занятиям, и какие могли и без добавления лорнета, висевшего на широкой черной ленте, обвивавшей шею, предупредить посетителя о том, что он очень близорук. Волосы у него были тонкие и редкие, что отчасти объяснялось постоянным отсутствием досуга для ухода за ними, а отчасти ношением в течение двадцати пяти лет адвокатского парика, который в настоящее время висел перед ним на подставке. Следы пудры на воротнике фрака, плохо выстиранный и еще хуже повязанный галстук свидетельствовали о том, что у него не было времени, вернувшись из суда, произвести какие-нибудь изменения в своем туалете. Впрочем, неопрятный вид остальных принадлежностей его костюма наводил на мысль, что внешность его не улучшилась бы в значительной степени, если бы у него и было свободное время. Юридические книги, кипы бумаг и распечатанные письма валялись на столе в полном беспорядке; мебель в комнате была старая и расшатанная; дверцы книжного шкафа подгнили на петлях; при каждом шаге пыль взлетала маленькими облачками над ковром; шторы пожелтели от времени и грязи; вид всех предметов в комнате доказывал с несомненной ясностью, что королевский юрисконсульт Снаббин слишком занят своими профессиональными делами, чтобы обращать внимание на личные удобства или заботиться о них.