Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы XXXI — LVII) - [3]

— Замечательное совпадение, сэр,— отозвался Сэм.

— Чем оно замечательно, Сэм? — полюбопытствовал мистер Пиквик.

— Валентинов день [3], сэр,— отвечал Сэм.— Весьма удачный день, день разбора дела о нарушении брачного обещания.

Улыбка мистера Уэллера не вызвала проблеска веселья на физиономии его хозяина. Мистер Пиквик круто повернул и продолжал путь молча.

Они прошли несколько десятков шагов. Мистер Пиквик трусил впереди, погруженный в глубокие размышления, а сзади, изображая на своей физиономии самое завидное и непринужденное пренебрежение ко всем и ко всему, следовал Сэм, как вдруг этот последний, всегда стремясь поделиться с своим хозяином исключительными познаниями, ускорил шаг, пока не очутился за спиной мистера Пиквика, и, указывая на дом, мимо которого они проходили, сказал:

— Очень недурная колбасная, сэр.

— Да, кажется,— отозвался мистер Пиквик.

— Знаменитая фабрика сосисок,— добавил Сэм.

— Вот как? — сказал мистер Пиквик.

— Вот как! — с некоторым негодованием повторил Сэм.— Ну еще бы не так! Да благословит бог вашу невинную голову, сэр: ведь здесь четыре года назад произошло таинственное исчезновение почтенного торговца.

— Неужели вы хотите сказать, что с ним расправились по способу Берка [4]? — воскликнул мистер Пиквик, поспешно оглядываясь.

— Нет, не хочу, сэр,— ответил мистер Уэллер.— Хотя это было бы лучше. Но тут дело посерьезнее. Он был хозяином этой-вот лавки, сэр, и изобрел патентованную паровую машину для непрерывного изготовления сосисок. Ну так вот, эта самая машина проглотила бы и булыжник, положи вы его близко, и перемолола бы в сосиски, как нежного младенца. Натурально, он гордился машиной и, бывало, простаивал в погребе, глядя на нее, когда она работала, пока не впадал от радости в меланхолию. Очень счастливым человеком был бы он, сэр, имея эту-вот машину да еще двух милых малюток в придачу, не будь у него жены, самой злющей ведьмы. Она всегда ходила за ним по пятам и жужжала ему в уши, пока, наконец, он не выбился из сил. «Я тебе вот что скажу, моя милая,— говорит он,— если ты будешь упорствовать в этом-вот развлечении, будь я проклят, если не уеду в Америку, и конец делу».— «Ты лентяй,— говорит она,— поздравляю американцев с такой находкой». После этого она ругается еще с полчаса, а потом бежит в маленькую комнату позади лавки, принимается визжать, говорит, что он ее в гроб вгонит, и устраивает припадок, который продолжается добрых три часа, и все эти три часа она визжит и брыкается. Ну, а на следующее утро муж пропал. Ничего из кассы он не взял и даже пальто не надел — стало быть, ясно, что не в Америку поехал. Не вернулся на следующий день, не вернулся через неделю. Хозяйка напечатала объявление — если, говорит, вернется, она все простит (и очень это было великодушно, потому что он ничего плохого не сделал). Обыскали все каналы, и с тех пор в течение двух месяцев, как только окажется где мертвое тело, регулярно тащат его прямехонько в колбасную лавку. Но ни одно не подошло. Тогда распустили слух, что он сбежал, и она стала сама вести дело. Как-то в субботний вечер входит в лавку маленький худенький старый джентльмен в большом волнении и говорит ей: «Вы хозяйка этой лавки?» — «Да, говорит, я».— «Так вот, сударыня,— говорит он,— я пришел сказать, что ни я, ни моя семья не желаем подавиться ни с того ни с сего. И это, говорит, еще не все, сударыня: разрешите мне сказать, что поскольку вы для производства сосисок не пользуетесь мясом первого сорта, то, думаю, вы согласитесь, что оно должно обходиться вам почти так же дешево, как и пуговицы».— «Какие пуговицы, сэр?» — говорит она. «Пуговицы, сударыня,— говорит маленький старый джентльмен, развертывая клочок бумаги и показывая два-три десятка пуговичных обломков.— Славная приправа к сосискам — брючные пуговицы, сударыня!» — «Это пуговицы моего мужа!» — говорит вдова, собираясь лишиться чувств. «Как!» — взвизгивает маленький старый джентльмен, сильно побледнев. «Теперь я все понимаю,— говорит вдова.— В припадке временного умопомешательства он сгоряча превратил себя в сосиски». Так оно и было, сэр,— добавил мистер Уэллер, глядя пристально в лицо устрашенному мистеру Пиквику,— а может быть, его втянуло в машину; но так или иначе, а маленький старый джентльмен, который всю жизнь питал удивительное пристрастие к сосискам, выбежал из лавки, как сумасшедший, и с той поры никто о нем не слышал.

Конец рассказа о трогательном происшествии в семейной жизни застал хозяина и слугу у двери мистера Перкера. Лаутен, приоткрыв дверь, беседовал с жалким на вид человеком в порыжевшем костюме, в продранных башмаках и перчатках. Нужда и страдания — чуть ли не отчаяние — оставили следы на его худой и изможденной физиономии. Он стыдился своей бедности, ибо, когда подошел мистер Пиквик, отступил в темный угол.

— Очень печально,— со вздохом сказал незнакомец.

— Очень,— отозвался Лаутен, нацарапав свою фамилию пером на дверном косяке и стирая ее другим концом пера.— Может быть, передать ему что-нибудь?

— Как вы думаете, когда он вернется? — осведомился незнакомец.

— Понятия не имею,— ответил Лаутен, подмигнув мистеру Пиквику, когда незнакомец опустил глаза.