Том 3. Песнь над водами. Часть I. Пламя на болотах. Часть II. Звезды в озере - [8]

Пильнюк медленно подвигался вверх по течению, пока не наткнулся на лодку Совюков.

— Ну, как дела?

— Э… ловится помаленьку… Прежде не такие щуки бывали.

— Не такие, не такие, — поддакивал Пильнюк.

Хвалить улов до его окончания было не принято. От этого рыба сразу уходила в глубину, ускользала под коряги, пряталась в недоступных водах, где ее никакой снастью не достанешь. Похвала улову могла его сглазить.

— Пуд наловили? — спросил Пильнюк, заглядывая в лодку Совюков.

— Пуд, может, будет… А то и больше… — прикинул на глаз Васыль Совюк.

— Кузьма на той стороне пуда три сегодня неводом вытащил.

— Вот это хороший счет — пуд инженеру, два пуда продать, — заметил Васыль.

— Конечно. Только вот как начнут на кило переводить, ничего не поймешь.

— Кто их знает, как они там взвешивают, — вмешался Иван, младший Совюк, затыкая паклей небольшую щель в лодке.

— Как взвешивают? Небось себя не обидят! — Пильнюк сплюнул в воду и оттолкнул веслом клубок зеленых водорослей.

— Семен вчера неплохую рыбу привез — по двадцать грошей ему посчитали: мелюзга, говорят. А какая там мелюзга! Порядочные рыбешки были…

— В Бресте, в Пинске, там, говорят, по злотому и двадцати грошей за штуку платят, — снова начал Иван.

— Пустое болтаешь… Что-то больно много! — напал на него старший брат.

— Люди рассказывали, видели, когда в суд ездили.

— Что ж, может быть…

— А нам инженер по сорок грошей платит, — горько вздохнул Пильнюк.

— Он в своем праве. Все согласились, что цену назначает он.

— Может, не надо было соглашаться, а, Саша?

Пильнюк нахмурился и почесал в волосах под косматой бараньей шапкой.

— Кто его знает. Может, и так… Да ведь хорошо хоть, есть кому продать. А там где бы ты продавал?

— Оно, конечно, в город далеко, — вздохнул Васыль, погружая наставку. Вода слегка плеснула.

— Да еще как повезешь? Провоняет! — прибавил Иван, пристально всматриваясь в белый березовый круг, упершийся в дно.

— Он-то во льду возит.

— Ну да, господский ум. Куда нам…

Весло застучало по воде. Но щука проскользнула стороной и нырнула в зеленые заросли.

— Здорово он выгадывает на этом деле. Ты подумай: из трех пудов один ему, а остальные ему же продавай по его цене… Спускай, Иван, спускай, вон она, щучка…

— Зато комасация будет, — утешал самого себя Пильнюк.

— Обещал сейчас же взяться, а что-то не меряют.

— Говорил, что осенью начнет. Сейчас всюду засеяно, посажено, как же ходить по полям, промер делать?

— Это-то так.

Данило Совюк возился с запутавшейся сетью.

— Тут останетесь?

— Тут уж рыбу вспугнули. А там повыше — Сербач с наставкой. За озеро плыть, что ли?

— Что ж, можно.

Они вытащили наставки и повернули лодки вниз по течению. Теперь они плыли медленно, не гребя. Вода стояла еще высоко, но уже видно было по линии ила на стене тростников, что она спадает, что сверкающая поверхность оседает, воды уходят, катятся в туманные края, в неведомые земли, туда, за рубежи, к днепровским волнам, бегущим в Черное море.

— Вчера за Лугом сома поймали, пуда на четыре, — снова заговорил Иван.

— Взял инженер? — заинтересовались они.

— Нет, мясо, говорит, плохое. Сами варят и едят.

— Чего там плохое! Хотя, конечно, маленький сом лучше, — этак до полпуда. Побольше уже не так хорош.

Из чащи тростника быстро, бесшумно вылетела утка, взвилась вверх и понеслась по чистому небу, словно темный летящий крест. На тростник присаживались мелкие птички, певуче, торопливо щебетали, чем-то взволнованные. Вверху с пронзительным криком несся бекас, вытянув назад тонкие длинные ножки, а вперед — свой тонкий длинный клюв. За стеною тростника, на лугу, вдруг поднялся пронзительный птичий крик.

— Мальчишки яйца выбирают, — заметил Пильнюк.

— Мой вчера больше сотни принес, — похвастался Васыль, глубоко погружая весло. Брызнули, засверкав на солнце, капельки воды.

— Да, теперь их порядочно… Только уже много насиженных. Скоро с яйцами будет кончено.

— Ну, есть и хорошие. Моя вчера яичницу жарила, было чего поесть.

— Чибисовые яйца лучше всех.

— Ну, мне все одно. Только были бы. Да куда там, еще неделя, другая — и конец.

— Верно, верно…

Тростники становились ниже, осока редела. Течение стало быстрее и, наконец, вынесло лодку на вольный простор. Здесь река незаметно переходила в озеро. Они свернули наискось и быстро поплыли на другой край, где река снова вытекала из озера уже более быстрой струей. Отсюда виднелась деревня, спускавшаяся к воде по узкому клину холма. Стаи домашних уток хлюпались у того берега, проворные, ловкие, совсем похожие на своих диких сестер.

Снова погрузились в воду наставки и заплескались весла.

— Только диву даешься! Ловишь, ловишь, поймаешь три пуда — так отдавай один ему. Сколько человек наработается, вымокнет, намучится, а ему что? Живет где-то в городе, посадил тут этого своего какого-то, а ты на него работай… — говорил Данило, прижимая ногой верхний обруч наставки.

— Как-никак, за комасацию ему с нас следует… — успокаивал его Васыль.

— Комасации-то он еще и не начинал, а уж сколько рыбы в Пинск отправлено? И этак вот четырнадцать лет будет!

— Ну да, четырнадцать…

— Что-то вы, Саша, не очень хорошо этот договор составили.

Пильнюк взглянул исподлобья.