Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы - [49]

Шрифт
Интервал

Ксюша тоже подключилась, и Толя хоть и работал много, но кое-что успевал. Алла сообщала ему:

— Батюшка оказался очень хороший, все понимающий. Я ему рассказала о Стасике более или менее, он ссылался на бесов. Их действительно всегда было полно. Рассказал об особых молитвах…

На кладбище тоже отнеслись с пониманием. Подготовили и машину — сначала на работу, на гражданскую панихиду.


Началось все невиданно тоскливым днем. Все вокруг серело и покрылось туманом. За телом на похоронном автобусе поехали только Алла и Андрей да какие-то рабочие. Все остальные ждали там, где должна была быть гражданская панихида.

Надо было оформить бумаги и скорее забрать труп.

Оформитель, сонный, как медведь, долго рылся в бумагах. Так что Алла и Андрей стали терять терпение.

Вдруг сонный этот мужик поднял лицо от бумаг и брякнул:

— Таких трупов нет!

Аллу взбесила такая кафкианская тупость.

— Да мы же совсем недавно у вас были и тело смотрели. И записи, паспорт его — все было! Какой-то кошмар, Андрей! — воскликнула она. — Найдите, мы будем жаловаться!

Сонный опять стал искать.

— И потом, почему вы все время говорите «труп», — разозлилась Алла. — Надо говорить «тело».

— Тело — это когда живое, — вдруг раздался из угла тихий смрадный голосок. — А труп — когда мертвое.

Алла обернулась.

— А, это вы, — сказала она. — Вот этот человек тоже знал о нашем покойном и звонил брату о нем.

Человек с тихим смрадным голосом на этот раз только улыбался и молчал.

Улыбался широкой, мертво-значимой улыбкой. «Такое впечатление, что этот кретин знает о жизни и смерти — все».

— Его зовут все-таки Соколовым, — поднял голову сонный чиновник смерти.

— Да вы ищите, ищите скорее, а не спите, — вспылил Андрей. — Нам ехать надо быстрей на панихиду! Нас ждут много людей! Нашли место, где спать!

— А его зовут Карпов, — опять из угла этот голос, как у крадущейся невидимой твари.

Карпов поднял неестественное в чем-то лицо:

— Никаких таких значимых нету. Нефедова Станислава Семеновича — у нас нет. Нет записи, нет паспорта. Ищите где-нибудь еще, копайте, но только не у нас.

Андрей впал в ярость.

— Но вы-то, вы-то нас помните?! — обратился он к жавшемуся к стене Соколову. — Подтвердите это и ведите нас к телу, в конце концов.

— Какой-то кошмар! — взмолилась Алла. — Если запись затерялась, мы опознаем опять.

— Да кого опознавать-то, — опять стал улыбаться Соколов. — Чертову бабушку, что ли? Я вас двоих, к примеру, первый раз вижу.

Алла и Андрей оцепенели. Это уже было слишком. Есть же предел человеческому восприятию. Где они находятся вообще? В предсмертном сне, или просто мир стал неузнаваемым?

Холодный пот выступил на лбу Аллы, и сердце, родное сердце, забилось так истерически, как будто оно попало в тюрьму.

Она беспомощно взглянула на Андрея.

Тот подошел к Соколову и схватил его за горло:

— Ты что же, тварь, с ума сошел?! Ты нас не узнаешь?!

Но тут же раздался свисток. Это засвистел сонный оформитель, Карпов.

Вбежали какие-то санитары. Андрей не растерялся, предъявил членский билет Союза журналистов и потребовал начальство.

Алла молча стояла, прижавшись к стене, теряя представление о том, в каком из миров она находится здесь.

Пришел начальник, в белом халате, толстоватый, но выглядел он сонно и замученно.

— Нас ждет машина. Ждут сотни людей — скоро начнется гражданская панихида. Потом церковь, кладбище. Все ждут, — стараясь быть спокойным, начал Андрей. — Где тело?

— Какое тело?

Пришлось объяснять.

— Трупа нету, нет таких, — вставил Карпов, как мышь.

— Спокойно, спокойно, господа, — уразумел начальник. — Вот женщина чуть в обморок не упадет. Нет записи — это еще не все. Если есть похороны, значит, должен быть труп. Не пустой же гроб хоронить. Пусть товарищи пройдут и поищут.

Это уже было что-то похожее на разум. Алла облегченно вздохнула.

— Опять ты что-нибудь напутал, — прошипел начальник, обращаясь к Карпову.

Алла и Андрей прошли искать.

— Труп не иголка, не мотылек, найдете! — ободряюще крикнул им вслед один из санитаров.

Они искали около часа. В глазах стояли одни окоченевшие лица, то безразличные даже к ужасу, то искаженные судорогой страсти по жизни, то плачущие в смертном сне.

Алла знала все особые приметы. Она узнала бы мужа, если бы даже его лицо было обезображено. Но когда она видела его здесь — оно не было даже тронутым насилием случая, это было его лицо.

…В конце концов они не нашли Станислава. Его тело отсутствовало.

Надежда угасла. Труп исчез.

Блуждая между мертвыми, Андрей, чувствуя, что свершилось что-то ужасное, что не укладывается в голову, пытался придумать какое-нибудь рациональное объяснение, чтоб в чем-то успокоить Аллу. Взглянув на нее, он с удивлением отметил, что она уже более или менее взяла себя в руки и первый шок прошел. Она даже с некоторой презрительной усмешкой смотрела в лица мертвых. Или Андрею так почудилось — Алла во многом все-таки была вне его понимания. И в итоге он сам впал в истерику. Это случилось, когда голос начальника откуда-то из глубины морга глухо и убежденно прозвучал: «Пора кончать комедию».

Андрею как раз в этот момент показалось, что он видит лицо брата, но он отшатнулся — вместо Стасика на него смотрело чужое лицо, на котором пучнели извращенные страхом неживые глаза.


Еще от автора Юрий Витальевич Мамлеев
Рюмка водки на столе

Смешные «спиртосодержащие» истории от профессионалов, любителей и жертв третьей русской беды. В сборник вошли рассказы Владимира Лорченкова, Юрия Мамлеева, Владимира Гуги, Андрея Мигачева, Глеба Сташкова, Натальи Рубановой, Ильи Веткина, Александра Егорова, Юлии Крешихиной, Александра Кудрявцева, Павла Рудича, Василия Трескова, Сергея Рябухина, Максима Малявина, Михаила Савинова, Андрея Бычкова и Дмитрия Горчева.


Шатуны

Комментарий автора к роману "Шатуны":Этот роман, написанный в далекие 60-ые годы, в годы метафизического отчаяния, может быть понят на двух уровнях. Первый уровень: эта книга описывает ад, причем современный ад, ад на планете Земля без всяких прикрас. Известный американский писатель, профессор Корнельского университета Джеймс МакКонки писал об этот романе: "…земля превратилась в ад без осознания людьми, что такая трансформация имела место".Второй уровень — изображение некоторых людей, которые хотят проникнуть в духовные сферы, куда человеку нет доступа, проникнуть в Великое Неизвестное.


Московский гамбит

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы.Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека.Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана и ней как грязь.


После конца

Роман Юрия Мамлеева «После конца» – современная антиутопия, посвященная антропологической катастрофе, постигшей человечество будущего. Люди дружно мутируют в некий вид, уже не несущий человеческие черты.Все в этом фантастическом безумном мире доведено до абсурда, и как тень увеличивается от удаления света, так и его герои приобретают фантасмагорические черты. Несмотря на это, они, эти герои, очень живучи и, проникнув в сознание, там пускают корни и остаются жить, как символы и вехи, обозначающие Путеводные Знаки на дороге судьбы, опускающейся в бездну.


Другой

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы.Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека.Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь.


Сборник рассказов

Сборник рассказов Ю.Мамлеева, сгруппированных по циклам.Юрий Мамлеев - родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика - раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева - Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка... Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева, ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 4-й том Собрания сочинений включены романы «После конца», «Вселенские истории», рассказы ХХI века.


Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.


Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева, ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. Во 2-й том Собрания сочинений включены романы «Последняя комедия», «Блуждающее время», циклы рассказов.