Том 3. Из дома вышел человек - [59]

Поэма «Торжество земледелия» Заболоцкого носит, например, понятный характер, и ведущая его идея, четко и ясно выраженная, апологетирует деревню и кулачество. В моей последней поэме «Кругом возможно бог» имеются также совершенно ясные места, вроде: «и князь, и граф, и комиссар, и красной армии боец» или «глуп, как Карл Маркс», носят совершенно четкий антисоветский характер.

Резюмируя свои показания по этому вопросу, признаю, что форма поэтической зауми, культивируемая нашей антисоветской группой, являлась контрреволюционной, как по своей сущности, так и по содержанию.

20 декабря 1931 г.

А. Введенский

Допросил: А. Бузников <подпись>

(л. 70 об. — 73 об.)

По вопросу о деятельности нашей группы, охарактеризованной мною выше, в области детской литературы, признаю, что эта деятельность являлась антисоветской, что наша группа протаскивала в детскую литературу политически враждебные идеи и приносила очевидный вред делу воспитания подрастающего советского поколения. Как образцы политически враждебной литературы могу назвать все книги идеолога и организатора нашей группы Д. И. Хармса, в том числе «Иван Иванович Самовар», «Как старушка чернила покупала», «Миллион», «Заготовки на зиму» и др., свои книжки «Авдей-Ротозей», «Много зверей», «Летняя книжка», «Мяу», «На реке», «Бегать-прыгать», «Кто» и т. д., а также Заболоцкого — «Хорошие сапоги» и др.

Останавливаясь на ряде названных книжек, могу об отдельных из них, в подтверждение своей вышеприведенной общей формулировки, заявить следующее.

Книжка Хармса «Иван Иванович Самовар» является политически враждебной современному строю потому, что она прививает ребенку мещанские идеалы старого режима и, кроме того, содержит в себе элементы мистики, поскольку самовар фетишируется. Также следует особо остановиться на книжке «Во-первых и во-вторых», которая привносит в детскую литературу очевидные элементы бессмыслицы, прививающие ребенку буржуазную идеологию. Книжки Хармса «Миллион» и «Заготовки на зиму», относящиеся к самому последнему периоду деятельности группы, сознательно, в политических целях, подменяют общественно-политическую тематику тематикой внешне аполитичной, естествоведческого характера. Пионеров и пионерского движения, на тему о которых Хармс должен был писать, в этих книгах нет, и, таким образом, читатель, который, по плану издательства, должен был узнать об этих моментах советской жизни, знакомится в первом случае (книжка «Миллион») всего лишь с четырьмя правилами арифметики, а во втором (книжка «Заготовки на зиму») вообще не получает никаких полезных сведений. Необходимо отметить здесь же, что в «Миллионе» пионеры могут быть заменены бойскаутами, например, без всякой существенной переделки книжки.

Мое произведение для детей «Авдей-Ротозей» содержит в себе очевидное восхваление зажиточного кулака как единственно трудолюбивого и общественно полезного крестьянина, беднота же представлена мною в карикатурном образе Авдея-Ротозея, лежебоки и пьяницы. Этот образ советской бедноты заимствован был мною из антисоветских воззрений на политику партии в деревне, которых придерживалась наша группа в целом. В ряд с этой названной антисоветской книжкой должна быть поставлена моя «Летняя книжка» для детей, в которой советская деревня показывается детям как помещичья деревня. Прочие из названных мною выше книжек содержат в себе те или иные, более или менее ясно выраженные, враждебные современному строю идеи, и, кроме того, по форме изложения они тождественны буржуазной детской литературе (в частности, английской), воспитывающей детей, ради отрыва их от конкретной действительности, на художественных образах-бессмыслицах. Ввиду предъявляемых редакцией требований я сделал попытку подойти к революционной тематике. Однако в силу своего антисоветского прошлого, в силу давления на меня антисоветской группы, в которую я входил, я не в силах был освоить тему и создал ряд политически вредных книг, к которым следует отнести такие, как «Письмо Густава Мейера», «Подвиг пионера Мочина». В «Письме Густава Мейера» я исказил соотношение сил, убеждая ребенка-читателя в слабости и ничтожности немецкой буржуазии.

Как правило, детские произведения членов группы зачитывались до сдачи в печать в кругу членов группы, обсуждались и в отдельных случаях дорабатывались.

Подытоживая вышесказанное, должен заявить, что группа избрала для своей творческой деятельности область детской литературы потому, что в этой области наиболее бесконтрольно можно было протаскивать политически вредные идеи, что наше творчество для детей смыкалось с антисоветскими политическими взглядами группы, с одной стороны, а во-вторых, с контрреволюционным заумным творчеством группы, предназначенным ею для взрослых читателей.

26 декабря 1931 г.

А. Введенский

Допросил: А. Бузников <подпись>

(л. 74 об. — 77 об.)

Наше политическое кредо — в данном случае я говорю о себе, а во-вторых, о Хармсе, с которым, как мне кажется, я составлял совершенно слитное, единое целое даже по самым незначительным моментам, — складывалось следующим образом.

Совершенно очевидно, что мы, т. е. я и Хармс, в данном случае, в момент деятельности нашей антисоветской группы, были настроены резко враждебно к существующему в стране политическому строю. Политические формы этой враждебности принимали у нас крайне обостренный характер, доходя до крайне монархических устремлений. Мы желали установления в стране монархии в ее старорежимном оформлении. Причем верховного правителя страны — монарха мы рассматривали как некую мистическую фигуру, буквально как помазанника божия. Царь мог быть дураком, человеком, не способным управлять страной, монархия, т. е. единодержавное правление этого человека, не приспособленного к власти, могла быть бессмысленной для страны, но именно это и привлекало нас к монархическому образу правления страной, поскольку здесь в наиболее яркой форме выражена созвучная нашему творческому интеллекту мистическая сущность власти. В наших заумных, бессмысленных произведениях мы ведь тоже искали высший, мистический смысл, складывающийся из кажущегося внешне бессмысленного сочетания слов.