Том 3. Городок - [71]

Шрифт
Интервал

Никаких «исканий», никаких стремлений, студий, споров о театре – ничего.

Ничего, кроме «живущих» актрис и дающих жить режиссеров.

Гогочущей публики.

Кики и Фифи.

Есть еще песенки.

Их поют во всех кафе-консер.

Песенки трех разрядов: сантиментальные с красотами, неприличные и жанр-апаш.

Сантиментальные очень нежны.

Нечто вроде:

«N'écrasez pas le papillon qui chante
Parce qu'il chante l'amour!»[76]

В этих песнях у «нее» глаза, как звезды, «comme deux étoiles». A щеки, как розы, «comme deux roses».

Одним словом, – слушаешь их и кажется: вытащил из-под комода прошлогоднюю туфлю, сдул пыль и радуешься:

– Здравствуй, старая! Неужто жива!

Поются сантиментальные песенки вполголоса, фистулой, в нос, с горошиной в горле, большею частью каким-нибудь жирным молодым человеком с сине-бритыми щеками.

Неприличные песенки очень скучны. Слушаешь их, точно рассматриваешь анатомический атлас. Женщина в разрезе, мужчина в разрезе.

– О чем это он так сладко?

– Ах да – вот страница пятая – гинекологическая.

Но причем тут музыка? Дело научное и должно быть поставлено серьезно…

Жанр-апаш самый приличный.

Исполняет его обыкновенно серьезная певица с бледным гримом и хрипло-ревущим голосом.

Большей частью под гитару.

Тема уголовная.

Она изменила. Он убил. Его гильотинировали.

Стихи сами по себе скверные.

Музыка однообразная. Исполнение с раздутыми ноздрями и оковращением. Впечатление – очень грустное, как при виде всякого неудачного предприятия.

И жалко, и немножко совестно.

Для них Вертинский был бы Гейне, как поэт, и Мендельсон, как композитор.

Отчего все это так?

La miserable question d'argent.[77]

На товар тонкой выработки не найдется спроса?

Скучно.

Визы, каюты и валюты

«Не пожелай себе визы ближнего твоего, ни каюты его, ни валюты его».

Так гласит ново-беженская заповедь.

Единственная и мудрая.

Ибо слишком много скорби и в визе, и в каюте, и в валюте нашей.

Что знали мы, средние российские обыватели, в былые времена о визе?

Знали только, что если едешь в Австрию или через Австрию, то нужна какая-то ерунда с паспортом. Нужно зайти на Сергиевскую и там кто-то вроде швейцара пришлепнет что-то вроде печати и возьмет за это что-то вроде трех рублей.

– И на что это?

– Австрия страна бедная, нужно же им чем-нибудь питаться. Тоже ведь люди.

Вот и все.

Теперь виза приобрела форму и значение почти мистическое, посему и человек, общающийся с нею, называется визионером.

Бьется человек, старается и права все имеет на какой-нибудь въезд или выезд – а визы не получает. И почему – неизвестно.

Наводит справки.

Выплывают из мистического тумана странные штуки. Из Лондона советуется ехать в Париж через Голландию.

Почему?

Потому что видят визионеры то, чего другим видеть не дано. Видят они, что какие-то большевики проехали прямым путем. Следовательно, раз вы тоже поедете прямым путем, то и вы большевик. А так как Франция в большевиках не нуждается, то вас во Францию и не пустят. Ясно? Железная логика визного дела несокрушима. Раз по той же дороге, значит такой же.

Видна птица по полету.

А через Голландию это дело другое. В Голландии каналы, воздух чистый – человек выветривается. Большевик воздуху боится, настроением своим дорожит и через Голландию не поедет.

Еще одна фигура визной логики очень нас смущает: почему выезд из Франции так же затруднен, как въезд в нее?

Я понимаю: Франция очень любит нас и расстаться с нами ей тяжело. Потому она всячески затрудняет наш выезд, так сказать, отговаривает нас. Это очень любезно. Хозяева так и должны.

– Ну посидите еще! Все равно на метро опоздаете. Не пустим вас, и баста. Вот двери запрем и ключ спрячем.

Правда – даже приятно? Лестно, что так дорожат.

Но вот почему назад въехать трудно – этого уж я не понимаю, и никак в свою пользу объяснить не могу. Неужели какая-нибудь шестинедельная разлука сделает меня нежеланной и немилой?

«Забыть так скоро, Бож-же мой!»

Что за капризы!

Обычно в сердечных делах так: чем тяжелее расстаться, тем радостнее встретиться. А тут…

Неужели это просто нежелание, чтобы мы «циркулировали»?

Опасение сквозняков?

И вот приступаем к изучению вопроса.

Начинаем «хлопотать».

Этот удивительный глагол существует только на русском языке. Хлопочут только русские. Иностранец даже не понимает, что это за слово.

Хлопотать – значит бегать в посольство, когда оно уже закрыто, и в консульство, когда оно еще не открыто. Сидеть там и тут в передней на венском стуле. Всюду просить разрешения поговорить по телефону и никуда не дозвониться. По чьему-то совету начать ездить к чьей-то тетке, чтобы тетка на кого-то надавила. Ловить на улице знакомых и, держа их за пуговицу, – чтобы не удрали, рассказывать все подробно и спрашивать совета. Потом заглянуть в какой-то банк и спрашивать какого-то Петра Иваныча, которого там отродясь не было. Потом поехать жаловаться на беспорядки в газету, как раз в те часы, когда в редакции никого нет.

При всем том полагается досадливо хлопать руками по бокам, терять кошелек и забывать портфель с бумагами всюду, куда только можно его приткнуть: в метро, в автобусе, в такси, в ресторане, на прилавке магазина, в посольстве, в консульстве и в банке. И искать его не там, где он оставлен.


Еще от автора Надежда Александровна Лохвицкая
Жизнь и воротник

Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора".


Всеобщая история, обработанная «Сатириконом»

Среди мистификаций, созданных русской литературой XX века, «Всеобщая история, обработанная „Сатириконом“» (1910) по сей день занимает уникальное и никем не оспариваемое место: перед нами не просто исполинский капустник длиной во всю человеческую историю, а еще и почти единственный у нас образец черного юмора — особенно черного, если вспомнить, какое у этой «Истории» (и просто истории) в XX веке было продолжение. Книга, созданная великими сатириками своего времени — Тэффи, Аверченко, Дымовым и О. Л. д'Ором, — не переиздавалась три четверти века, а теперь изучается в начальной школе на уроках внеклассного чтения.


Том 1. Юмористические рассказы

Надежда Александровна Тэффи (Лохвицкая, в замужестве Бучинская; 1872–1952) – блестящая русская писательница, начавшая свой творческий путь со стихов и газетных фельетонов и оставившая наряду с А. Аверченко, И. Буниным и другими яркими представителями русской эмиграции значительное литературное наследие. Произведения Тэффи, веселые и грустные, всегда остроумны и беззлобны, наполнены любовью к персонажам, пониманием человеческих слабостей, состраданием к бедам простых людей. Наградой за это стада народная любовь к Тэффи и титул «королевы смеха».В первый том собрания сочинений вошли две книги «Юмористических рассказов», а также сборник «И стало так…».http://ruslit.traumlibrary.net.


Взамен политики

Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора".


Оборотни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


О вечной любви

«Днем шел дождь. В саду сыро.Сидим на террасе, смотрим, как переливаются далеко на горизонте огоньки Сен-Жермена и Вирофле. Эта даль отсюда, с нашей высокой лесной горы, кажется океаном, и мы различаем фонарики мола, вспышки маяка, сигнальные светы кораблей. Иллюзия полная.Тихо…».


Рекомендуем почитать
Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

А. И. Эртель (1885–1908) — русский писатель-демократ, просветитель. В его лучшем романе «Гарденины» дана широкая картина жизни России восьмидесятых годов XIX века, показана смена крепостнической общественной формации капиталистическим укладом жизни, ломка нравственно-психологического мира людей переходной эпохи. «Неподражаемое, не встречаемое нигде достоинство этого романа, это удивительный по верности, красоте, разнообразию и силе народный язык. Такого языка не найдешь ни у новых, ни у старых писателей». Лев Толстой, 1908. «„Гарденины“ — один из лучших русских романов, написанных после эпохи великих романистов» Д.


Биографический очерк Л. де Клапье Вовенарга

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зефироты (Фантастическая литература. Исследования и материалы. Том V)

Книга впервые за долгие годы знакомит широкий круг читателей с изящной и нашумевшей в свое время научно-фантастической мистификацией В. Ф. Одоевского «Зефироты» (1861), а также дополнительными материалами. В сопроводительной статье прослеживается история и отголоски мистификации Одоевского, которая рассматривается в связи с литературным и событийным контекстом эпохи.


Дура, или Капитан в отставке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих

В книге представлено весьма актуальное во времена пандемии произведение популярного в народе писателя и корреспондента Пушкина А. А. Орлова (1790/91-1840) «Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих», впервые увидевшее свет в 1830 г.


Том 2. Неживой зверь

В настоящий том собрания сочинений Надежды Александровны Тэффи включены в большинстве своем неизвестные современному читателю рассказы, написанные как до революции, так и в эмиграции, объединенные общей тематикой. В них писательница передает мистические настроения, отражающие мироощущения переломной эпохи. Впервые переиздаются книга «Ведьма», вышедшая в Берлине в 1936 г., ряд произведений, публиковавшихся в дореволюционной периодике. Также читатель может познакомиться с лучшими рассказами из сборника «Неживой зверь» (1916).http://ruslit.traumlibrary.net.