Том 2. Суперсыщик Калле Блумквист - [44]

«Вы, мерзкие блохастые пудели, да, именно вы, Белые Розы, вы отравляете весь город своим зловонным присутствием. Настоящим извещаем, что мы, благородные дворяне ордена Алой Розы, двинули наши силы на поле битвы в Прерию. Приходите туда как можно скорее, чтобы мы вырвали с корнем отвратительные сорняки, именующие себя Белыми Розами, и развеяли их прах над навозной кучей Юханссона, где ему и место.

Приходите, блохастые пудели!!!»

Ни один человек, прочитавший эти «теплые» слова, не мог бы, пожалуй, догадаться, что на самом деле Алые и Белые Розы были закадычными друзьями. Если не считать Калле и Евы Лотты, Андерс не знал ни одного более верного товарища, чем Сикстен; возможно, такими же были и Бенка с Юнте, тоже великолепные Алые Розы. А если и жил кто-то в этом городе, кого бы Сикстен, Бенка и Юнте ценили так высоко и от чистого сердца, то только этих «мерзких блохастых пуделей» — Андерса, Калле и Еву Лотту.

— Вот оно, — произнес, закончив чтение, Андерс. — В Прерию! Вперед, на битву! К победе!

3

Как хорошо, что на свете существует Прерия! Хорошо для всех поколений детей, которые играли там с незапамятных времен. У старых закаленных отцов семейств становилось тепло на сердце, когда они вспоминали свои детские игры в индейцев в Прерии. Дети более поздних поколений умели извлекать из этого пользу. Если вечером Калле возвращался домой после какой-нибудь особенно оживленной баталии в разорванной рубашке, бакалейщик Блумквист не очень-то высказывался по этому поводу, потому что вспоминал рубашку, разорванную однажды весенним вечером в Прерии примерно лет тридцать назад. А если даже фру Лисандер очень хотелось, чтоб ее юная дочь несколько больше вращалась в обществе девочек, своих сверстниц, вместо того чтобы носиться с мальчишками в Прерии, то ей не стоило и выступать с какими-либо возражениями, потому что пекарь смотрел на нее тогда таким лукавым взглядом и говорил:

— Послушай-ка, Миа, когда ты была малышкой, кто из девчонок в нашем городе усердней всех болтался в Прерии?

Прерия, как известно, была большой общинной степью, расположенной на самой окраине города. Она заросла короткой травой, по которой ходить босиком было одно удовольствие. Весной Прерия поражала свежей зеленью и была сплошным холмистым зеленым морем с желтыми вкраплениями пышнорастущей мать-и-мачехи. Но летнее солнце сделало свое дело, и теперь Прерия, бурая и засохшая, широко раскинулась вокруг.

Калле, Андерс и Ева Лотта, поспешив последовать дружескому приглашению Сикстена, не спускали ослепленных солнцем глаз с поля битвы, пытаясь обнаружить врагов. Однако Алые не показывались. Правда, значительная часть Прерии была покрыта орешником и кустами можжевельника, среди которых легко мог укрыться пробирающийся тайком рыцарь Алой Розы.

Белые Розы, издав свой устрашающий боевой клич, прорвались, теснясь, в заросли. Они осматривали каждый кустик, они сновали в зарослях и искали, но ни одного недруга там не было. Они продолжали искать, пока не добрались до окраины Прерии, до самой Господской усадьбы, но и это им не помогло.

— Что за дурацкая шутка? — спросил Андерс. — Их же нигде нет.

Тогда тишину Прерии разрезал презрительный хохот, исторгаемый тремя мощными глотками.

— Нет, теперь… — начала было Ева Лотта и беспокойно оглянулась по сторонам. — Я думаю, не забрались ли они в Господскую усадьбу?

— Да, они на самом деле в Господской усадьбе, — восхищенно произнес Калле.

Там, на окраине Прерии, среди трепещущих осин стоял старинный дом, благородный старинный дом восемнадцатого века, видавший лучшие дни. Его-то и называли: Господская усадьба. А теперь из окна с задней стороны дома высовывались три торжествующие мальчишечьи физиономии.

— Горе тому, кто приблизится к новой штаб-квартире Алых Роз, — вскричал Сикстен.

— Вот так штука, как это вы… — начал было Андерс.

— Да! Все-то вы хотите знать! — закричал Сикстен. — Очень просто! Двери были открыты настежь!

Господская усадьба, необитаемая уже много лет, пришла в страшный упадок. Считалось, что ее нужно реставрировать и перевезти в городской парк, чтобы превратить в краеведческий музей; такое решение было уже давно принято членами городского муниципалитета. Но деньги для этого собирались путем добровольных пожертвований, и дело шло туго. Тем временем дом все больше и больше приходил в упадок. До недавнего времени запертый, он тем самым оставался недоступным и для городских юнцов. Если сгнившая дверь не могла больше устоять перед захватчиками, то, вероятно, членам городского муниципалитета необходимо было быстренько вмешаться, пока еще существовали какие-то останки для краеведческого музея. Потому что, судя по доносившемуся из дома шуму, прыжки Алых Роз среди панелей восемнадцатого века были не очень-то преисполнены почтения. Старые половицы боязливо стонали от жизнерадостного топота ног, так быстро и неосторожно совершавших дикие прыжки радости по поводу новой штаб-квартиры.

— Мы возьмем этих блохастых пуделей в плен, запрем их здесь, и пусть подыхают с голоду! — восторженно прокричал Сикстен.

Предполагаемые жертвы, преисполненные надежд, промчались навстречу своей судьбе, и Алые ничего не сделали, чтобы им помешать. Дело в том, что Сикстен принял решение: во что бы то ни стало ценою жизни и крови удержать второй этаж, который было легче защищать, ибо туда вела великолепная лестница, а посредине ее уже стояли Алые, которые с помощью воинственных жестов дали понять, что для них на свете нет ничего приятнее, чем обрушиться на врага.