Том 2. Суперсыщик Калле Блумквист - [168]

Свое последнее представление в Вестанвике Альфредо дает сегодня вечером. И это более чем справедливо; ведь на долю жителей Вестанвика выпадет счастье пережить его прощальный спектакль, скромный знак признательности Альфредо — Вестанвику. Ведь городок этот так любит всемирно известного шпагоглотателя, да и дела у него здесь пошли гораздо лучше, чем в большинстве столиц Европы, — утверждает он.

— Большое прощальное представление… Знак признательности Вестанвику в девять часов, покупайте билеты уже сейчас!.. — это кричит у входа в балаган его помощница, одетая в алое платье. — Не напирайте, не напирайте, места всем хватит!

Но самого шпагоглотателя нигде не видно.

Нет Альфредо и в его собственном фургоне, когда туда приходят Расмус и Понтус. Там только один Эрнст.

— Вот как, это вы? — произносит Эрнст.

Некоторое время он молчит, и Расмус с Понтусом тихонько стоят у дверей в ожидании. Расмус чувствует, как в душу его закрадывается что-то странное: если он сейчас же не узнает, где Глупыш, он взорвется.

Похоже, что Эрнст тоже готов взорваться. Хотя неизвестно, рад он или зол. Кажется, он чем-то заряжен. Он, как всегда, неприветлив, но в нем явно бушует тайная радость, светящаяся в его наглых и жадных глазах. Видимо, он все-таки радуется мешку с серебром и тому, что этот антиквар Акула явится вечером и скупит все оптом. «Елки-палки, в какой восторг придет антиквар Акула, когда увидит, что за серебро лежит в мешке», — думает Расмус.

Но вслух спрашивает:

— Ну, когда наконец мы узнаем, что вы сделали с Глупышом?

Эрнст, сидя на нарах, ковырял в носу. Он не спешил.

— Мне хотелось бы, чтобы сперва вы себе кое-что уяснили, — сказал он.

— Что именно? — спросил Расмус.

Эрнст поднял на него взгляд.

— Вы сказали папашке и мамашке, что не вернетесь домой ночью? — спросил он.

— Да, у меня с собой палатка, — угрюмо ответил Расмус.

Лицо Эрнста озарилось легкой улыбкой.

— Вот как! Это только для того, чтобы ваши бедные родители не беспокоились. Но, собственно говоря, это и не нужно, вам вернут вашу псину уже сейчас. А потом убирайтесь на все четыре стороны и делайте что угодно… хоть в море бросайтесь, если есть такое желание.

Помолчав несколько мгновений, он повернулся к Расмусу.

— Да, тебе вернут твою собаку, хотя ты заслуживаешь хорошей взбучки… да и ты тоже, — сказал он, взглянув на Понтуса. — Но помните одно! Если вы хоть капельку проболтаетесь об этом позднее — даже очень не скоро — и нас потом накроют, то я устрою так, что вернусь сюда и убью эту поганую псину раньше или позже… Понятно?

— Понятно, — злобно ответил Расмус. — Убью да убью — долбишь одно и то же…

— Не возникай! — сказал Эрнст. — Тебе еще не отдали псину.

Расмус замолчал. Эрнст не спускал с него глаз.

— Знаешь ты такое место, которое называется Энгстуга? — наконец спросил он. — Берта думает, что вы, верно, знаете…

— А! Заброшенная усадьба по дороге к Бьёрке? — живо спросил Понтус.

Эрнст кивнул:

— Точно! В нескольких километрах к северу от города. Вы знаете, о чем я?!

Глаза Расмуса увлажнились.

— Глупыш там? Он был там все время… один?

Эрнст снова кивнул:

— Да… А зачем вы явились и сунули нос в эту грязь? Но ничего худого с псиной не случилось. Мотайте туда и забирайте Глупыша. Найдете его наверху, на чердаке!

Расмус сжал кулаки под носом у Эрнста:

— Да, мы заберем его, и если он хоть капельку покалечен, я вернусь обратно и откушу тебе нос, старый ворюга!

Эрнст ухмыльнулся.

— Проваливайте! — сказал он.

Что они и сделали.

С тех пор как они участвовали в молодежном велосипедном пробеге «Вокруг Вестанвика», они не ездили быстрее. Дорога на Бьёрку была узкая и извилистая, и на поворотах их заносило в сторону так, что пыль вставала столбом вокруг задних колес. Им не встретилось ни души. На этой дороге самое большее, что можно было увидеть, это крестьянскую повозку, но сейчас, субботним вечером, даже этого не было.

— Послушай, — задыхаясь, произнес Понтус, — тетушка Андерссон жила в усадьбе Энгстуга, когда была маленькой, она сама рассказывала мне об этом. Стало быть, и Берта жила там.

— Да уж! Эта Берта умеет находить замечательные тайники, — угрюмо сказал Расмус.

Согнувшись над рулем, он выжал еще большую скорость… еще немного, и они будут там, еще немного, и он будет у Глупыша!

Последний отрезок пути им пришлось пройти пешком. Узенькая заросшая тропинка вела прямо через лес к заброшенной усадьбе, но она была такой каменистой и изрытой корнями, что ехать по ней на велосипедах не имело смысла. Они быстро спрятали велосипеды за кустами можжевельника и продолжили путь бегом. Вскоре лес поредел и перед ними в весенних сумерках предстала Энгстуга — серая, необитаемая и молчаливая, в окружении старых замшелых яблонь, которые непоколебимо цвели в одиночестве, хотя никто не интересовался, приносят они какие-нибудь плоды или нет. Много лет никто здесь не жил, давным-давно ни одна корова не мычала в маленьком сером хлеву, и ни один ребенок долгие годы не перелезал через замшелую каменную стену, не рвал цветы камнеломки, росшие с ней рядом. Но ведь когда-то та же Берта бродила вокруг… Кто знает, быть может, она была маленькой доброй девочкой, строившей игрушечные домики за погребом вместе с фру Андерссон… прежде чем вырасти и стать глупой, толстой и злой Бертой шпагоглотателя Альфредо.