Том 2. Суперсыщик Калле Блумквист - [153]

Альфредо выругался и на секунду отпустил Расмуса. Большего и не требовалось. Одним рывком Расмус выскользнул из железных рук Альфредо и помчался изо всех сил среди кустов сирени, сам не зная куда. Фыркая как разъяренный носорог, мчался за ним Альфредо. Но тоненькие, упругие мальчишеские ноги Расмуса бежали куда быстрее, чем старые жирные ноги Альфредо. Расмус наверняка удрал бы, если бы не споткнулся о лохань, коварно спрятавшуюся за кустом. Это была та самая старая лохань, которая спасла их от Альфредо позавчера вечером. Теперь же она явно переметнулась и стала союзником Альфредо. Расмус перелетел через нее, успев лишь почувствовать, как ужасно больно ударился ногой о край лохани, а руки его врезались в мокрую землю так, что только комья полетели.

В следующий миг Альфредо налетел на него. Расмус понял, что попался, и в бессильной ярости, схватив рукой пригоршню мокрой земли, кинул ее прямо в глотку Альфредо.

— Х-рр-ш, — прохрипел полузадушенный Альфредо.

Он плевался и фыркал, и, казалось, охотно возопил бы к небесам, но, видимо, не желал нарушать утренний покой более, чем это было необходимо. Вся Вшивая горка еще спала, и повсюду в фургонах было тихо; напрасно Расмус высматривал кого-нибудь, кто помог бы ему в беде. Лишь злющая фрёкен из тира в самом деле проснулась от шума и, высунув голову из двери своего фургона, закричала:

— Что за кошачий концерт среди ночи? Дайте наконец спокойно поспать!

Расмус не мог кричать. Одной железной рукой Альфредо держал Расмуса за шиворот, а другой закрывал ему рот.

— Вот именно, — поспешно согласился с ней Альфредо. — Но, думаете, этот шалопай-мальшишка понимает, что люди, работающие в Тиволи до часу ночи, не желают, штоб их будила в три часа его verdammte собака? Но сейчас ему придется убраться отсюда, и его мерзкой псине — тоже!

Фрёкен из тира захлопнула дверь, а Расмус оказался беспомощным в руках своего мучителя, который немилосердно гнал и толкал, тащил и тянул его к зеленому фургону, фургону среди кустов сирени.

— Вот так, а сейшас мы немного побеседуем, — сказал Альфредо, последним ожесточенным пинком швырнув его в фургон.

Там уже сидел смертельно бледный Понтус. Увидев Расмуса, он попытался вскочить с нар, где держал его Эрнст, и возбужденно закричал:

— Расмус, смотри, что они делают с твоей собакой!

В фургоне сидела и Берта, закутавшая бедного Глупыша в одеяло и так крепко державшая его мордочку, что он не мог лаять, а лишь тихо и жалобно пищал.

— Оставь моего песика в покое! — дико закричал обезумевший от ужаса Расмус.

Он ринулся на Берту, но пощечина Альфредо отбросила его назад, прямо в объятия Понтуса.

— Если вы не замолшите, то скоро двумя маленькими детьми будет меньше на этом свете, — сказал Альфредо, тяжело опускаясь на нары прямо против них.

— Что я говорила, Альфредо, — стонала Берта. — Разве я не говорила, что мальчишки вас видели? Боже помилуй, какая беда, что нам теперь делать?

— Для начала ты замолчишь, — понизив голос, сказал Эрнст. — Этим займусь я.

Куда девалось уютное настроение в фургоне? И мирная чашка кофе? Их как не бывало… Остались лишь ярость и страх, так что дело принимало рискованный оборот. Словно испуганные злобные крысы, попавшие в ловушку, Альфредо, и Эрнст, и Берта с ненавистью смотрели на этих двух шалопаев, которые свели на нет самую великолепную кражу в их воровской жизни.

— Отпусти Глупыша! — заорал Расмус. — Иначе не знаю, что я сделаю!

Эрнст презрительно улыбнулся. Он был испуган, но еще более — дерзок и ожесточен, и теперь все это мерцало в его глазах. Он наклонился к Расмусу так близко, что на мальчика пахнуло запахом недавно выпитого Эрнстом кофе.

— Послушай-ка, — сказал он, — это твоя дворняга? Глупыш, что ли, псину зовут?

— Да! — вызывающе ответил Расмус. — Отпусти Глупыша, говорю!

Эрнст снова улыбнулся своей мимолетной злой улыбкой.

— Глупыш… Ты его, верно, любишь?

Расмус пренебрежительно посмотрел на него.

— Тебя это не касается, отпусти его, я сказал!

Эрнст немного посидел молча и подумал. Он нервно кусал ногти, а его беспокойные глаза блуждали. Он смотрел на мальчиков, сидевших на нарах, тесно прижавшись друг к другу, на Берту, державшую Глупыша, и на Альфредо, который, задыхаясь после страшной погони, вытирал пот со лба.

— Эй, ты, парень, — сказал он Расмусу, — у меня есть предложение… Ясное дело, вы можете пойти в полицию и накапать на нас…

— Представь себе, мы это можем… И запиши себе, что мы так и сделаем!

Это была чудесная мысль. Собравшись с духом, Понтус сказал:

— Представь себе, мы это сделаем. У него — собственный полицейский в доме, — сказал он, показав на Расмуса.

— Да, мой папаша — полицейский! — подтвердил Расмус. — Вот так-то!

О, как чудесно будет напустить папу на эту троицу!

В глазах Альфредо появилось нечто похожее на сочувствие.

— Бедный ребенок, — сказал он, — не повезло тебе, прямо до слез! Но даже если отец у тебя — полицейская ищейка, то из тебя, верно, все-таки мог бы выйти человек… По крайней мере когда-нибудь!

Эрнст снова повернулся к Расмусу:

— Эй, ты, послушай!.. Я убью твою псину, ты как — против?

Расмус заплакал так бурно, что не мог остановиться. У него перехватило горло, когда он услышал, что говорит этот бандит, и слезы потоком хлынули у него из глаз.