Том 2. Стихотворения и поэмы, 1891–1931 - [56]

Над неподвижной зеркальной водой.

Дай же мне выплакать слезы горючие,

Дай же поплакать мне вместе с тобой.

Дай же мне высказать скорбь неисходную,

Что накипело в несчастной душе.

Сердце наполни мне верой свободною,

  Дай утешение мне!..

IV

Зачем печально, ангел мой,

Теперь ты смущена?

Зачем грустить! Ведь я с тобой,

Я твой и ты моя!

Не плачь. Лобзанием своим

Я слёзы осушу

И взглядом любящим, как дым,

Печаль всю прогоню.

Зачем печалью, ангел мой,

Теперь смущать себя?

Зачем грустить! Ведь я с тобой,

Я твой и ты – моя!

<1893>

«Что за дивная ширь! Что за чудный простор!..»

Что за дивная ширь! Что за чудный простор!

Я гляжу – оторвать просто жаль

От чудесных картин очарованный взор:

Там, направо, налево, в прозрачную даль

Убегают уступы истерзанных гор;

От вершин до подошвы покрыты они

Темным мохом дремучих столетних лесов,

И, куда ни глядишь, – всюду горы одни…

2 августа <1893>

Коктебель

«Только там, вдалеке, за границей хребта…»

Только там, вдалеке, за границей хребта,

Где сгустился туман и темней и синей,

Словно вырвавшись прочь из гранитных оков,

Протянулася даль золотистых лугов,

Широта бесконечных степей…

<Сентябрь 1893>

«Двенадцать пробило. Родился новый год…»

Двенадцать пробило. Родился новый год.

И старый новому уж место уступает.

Что нового с собой нам этот принесет?

Что жизнь старого навеки потеряет?

Я был один. Я встретил новый год

Вдали от вас, друзья мои, на юге;

Я слышал: океан бушует и ревет,

И ветра свист, и ропот южной вьюги.

Я был один. И в комнате моей

Одна свеча печально догорала…

<31 декабря 1893>

«Недавно над морем я долго стоял…»

Недавно над морем я долго стоял.

В туманной обманчивой дали

Ревел и катился бушующий вал,

Немые громады недвижимых скал

Под натиском моря дрожали.

Порывистый ветер в ущельях гудел,

И горы глядели угрюмо.

Я долго над морем стоял и смотрел,

Томимый мучительной думой.

Я думал: ты страшен, велик, океан,

Лежишь в бесконечном просторе.

Но есть и страшнее тебя великан –

И это житейское море;

Оно и грозней и опасней, чем ты,

Хоть часто в опасном покое

Ласкает и нежит и манит мечты,

Чаруя своей красотою.

Но много разбитых надежд там на дне…

<Декабрь 1893>

«Чудный мир волшебной сказки!..»

Чудный мир волшебной сказки!

Полный неги старый сад,

Освещенный весь луною,

Роз и фиалок аромат.

Воздух нежит и ласкает…

9 января 1894

Феодосия

«У ворот разрушенного храма…»

У ворот разрушенного храма,

Где сплетаются и плющ и виноград

Вкруг колонн разбитой колоннады,

Где акаций белых аромат,

Что как кружевом на сером фоне камня

Рассыпают зелень яркую ветвей,

Так струится, нежный и прекрасный;

Посреди обломков и камений

Уцелела странная статуя.

Хоть от времени потрескалась она,

Но в лице ее чудесные черты…

<Январь 1894>

«Море как зеркало. Тишь непробудная…»

Море как зеркало. Тишь непробудная.

Неизмеримый простор.

Даль синеватая, светлая, чудная

Манит, ласкает мой взор.

Скалы в воде целиком отражаются.

Жарко! Уплыть лучше в ночь!

<Между 28 июня и 3 июля 1894>

«Прекрасна благодатная…»

Прекрасна благодатная

Юга красота,

Но жажда невозвратная

Манит меня всегда.

От юга вечно ясного

На север милый мой,

Хоть меньше там прекрасного,

Зато ведь он родной.

Уж так на свете водится,

Велося так всегда –

Гора с горой не сходится

Вовеки никогда.

<Конец июня – начало июля 1894>

«Песни чудные милой отчизны моей…»

Песни чудные милой отчизны моей,

Без конца я вас слушать готов.

Родились вы в просторе зеленых степей,

В глубине лесов.

В вас

<1894>

Коктебель>

«Мне снилась ночь: в сиянии луны…»

Мне снилась ночь: в сиянии луны

Лежали бледные остатки разрушенья –

Обломки гордые далекой старины,

Развалины эпохи Возрожденья.

Лишь кое-где, изящна и стройна,

Из праха и пыли колонна возвышалась

Дорийски-строгая. Казалось, что она

Над силой времени спокойно издевалась.

Разбросаны кругом, лежали меж камней

Порталы, портики, фронтоны, изваянья,

Кентавр и сфинкс – смесь зверя и людей,

Фантазии причудливой созданья.

И мраморный раскрытый саркофаг

Лежал нетронутый под грудами развалин…

<Весна 1898

Феодосия>

«В стенах наших душных больших городов…»

В стенах наших душных больших городов,

Где нет ни простора, ни света,

Где воздух отравлен, где зелень садов

Желтеет средь знойного лета,

Где зелень лесов и раздолье полей –

В искусственных красках картины –

Мы видим при свете вечерних огней

За толстым окошком витрины.

Где даже сама чародейка-весна

Земли не ласкает цветами,

Не будит заснувшие реки от сна,

Не льется в канавках ручьями.

Давно мы отвыкли от ярких лучей,

От бодрой и светлой природы,

И нам не понятно, что шепчет ручей,

Рыданья ночной непогоды.

Степные туманы, безмолвие гор,

И звездочек светлых мерцанье,

И волн бесконечный, живой разговор,

И сосен немых очертанья.

Но здесь, под потоками ярких лучей,

Под небом родимого Крыма

Люблю я природу сильней, горячей –

Как тучки, плывущие мимо,

Спокойно скользят над моею душой

Простые и ясные думы.

Сон в Шули

<1>

В Шулинской долине привольно садам.

Кругом меловые отроги.

Отсюда к умершим давно городам

Идут через горы дороги.

В Шулинской долине – и тень и покой;

А ночью, когда разгорятся

Лучистые звезды вдали голубой,

В Шулинской долине бесшумной толпой

Виденья и тени роятся.

Видения к путнику сходят сквозь тьму,

Уйдут, возвращаются снова;

И вьются и шепчут, и снятся ему