Том 2. Стихотворения, 1850-1873 - [7]

Я, дыханьем их обвеян,

Страстный говор твой ловлю;

Слава Богу, я с тобою,

А с тобой мне — как в раю.

"Так в жизни есть мгновения…"

Так, в жизни есть мгновения^* —

   Их трудно передать,

Они самозабвения

   Земного благодать.

Шумят верхи древесные

   Высоко надо мной,

И птицы лишь небесные

   Беседуют со мной.

Все пошлое и ложное

   Ушло так далеко,

Все мило-невозможное

   Так близко и легко.

И любо мне, и сладко мне,

   И мир в моей груди,

Дремотою обвеян я —

   О, время, погоди!

"Эти бедные селенья…"

Эти бедные селенья^*,

Эта скудная природа —

Край родной долготерпенья,

Край ты Русского народа!

Не поймет и не заметит

Гордый взор иноплеменный,

Что́ сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.

Удрученный ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде Царь Небесный

Исходил, благословляя.

"Вот от моря и до моря…"

Вот от моря и до моря^*

Нить железная бежит,

Много славы, много горя

Эта нить порой вестит.

И, за ней следя глазами,

Путник видит, как порой

Птицы вещие садятся

Вдоль по нити вестовой.

Вот с поляны ворон черный

Прилетел и сел на ней,

Сел и каркнул, и крылами

Замахал он веселей.

И кричит он, и ликует,

И кружится все над ней:

Уж не кровь ли ворон чует

Севастопольских вестей?..

"Не богу ты служил и не России…"

Не Богу ты служил и не России^*,

Служил лишь суете своей,

И все дела твои, и добрые и злые, —

Все было ложь в тебе, все призраки пустые:

Ты был не царь, а лицедей.

Графине Ростопчиной >*

О, в эти дни — дни роковые^*,

Дни испытаний и утрат —

Отраден будь для ней возврат

В места, душе ее родные!

Пусть добрый, благосклонный гений

Скорей ведет навстречу к ней

И горсть живых еще друзей,

И столько милых, милых теней!

"О вещая душа моя!.."

О вещая душа моя!^*

О, сердце, полное тревоги,

О, как ты бьешься на пороге

Как бы двойного бытия!..

Так, ты — жилица двух миров,

Твой день — болезненный и страстный,

Твой сон — пророчески-неясный,

Как откровение духов…

Пускай страдальческую грудь

Волнуют страсти роковые —

Душа готова, как Мария^*,

К ногам Христа навек прильнуть.

"Молчи, прошу, не смей меня будить…" >*

<Из Микеланджело>

Молчи, прошу — не смей меня будить —

О, в этот век — преступный и постыдный —

Не жить, не чувствовать — удел завидный —

Отрадно спать, отрадней — камнем быть.

"Тому, кто с верой и любовью…"

Тому, кто с верой и любовью^*

Служил земле своей родной —

Служил ей мыслию и кровью^*,

Служил ей словом и душой,

И кто — недаром — Провиденьем,

На многотрудном их пути,

Поставлен новым поколеньям

В благонадежные вожди…

"Все, что сберечь мне удалось…"

Все, что сберечь мне удалось^*,

Надежды, веры и любви,

В одну молитву все слилось:

Переживи — переживи!

"Il faut qu'une porte…"

Il faut qu’une porte^*

Soit ouverte ou fermée —

Vous m’embêtez, ma bien-aimée,

Et que le diable vous emporte.

<См. перевод>^*

Н. Ф. Щербине >*

Вполне понятно мне значенье

Твоей болезненной мечты,

Твоя борьба, твое стремленье,

Твое тревожное служенье

Пред идеалом красоты…

Так узник эллинский, порою

Забывшись сном среди степей,

Под скифской вьюгой снеговою,

Свободой бредил золотою

И небом Греции своей.

"С временщиком Фортуна в споре…"

(Из Шиллера)

С временщиком Фортуна в споре^*

К убогой Мудрости летит:

«Сестра, дай руку мне — и горе

Твоя мне дружба облегчит.

Дарами лучшими моими

Его осыпала, как мать, —

И что ж? Ничем не насытимый,

Меня скупой он смел назвать!..

София, верь мне, будем дружны!

Смотри: вот горы серебра —

Кинь заступ твой, теперь ненужный, —

С нас будет, милая сестра». —

«Лети! — ей Мудрость отвечала. —

Не слышишь? Друг твой жизнь клянет —

Спаси безумца от кинжала,

А мне в Фортуне нужды нет…»

"Прекрасный день его на Западе исчез…"

Прекрасный день его на Западе исчез^*,

Полнеба обхватив бессмертною зарею,

А он, из глубины полуночных небес,

Он сам глядит на нас пророческой звездою.

"Над этой темною толпой…"

Над этой темною толпой^*

Непробужденного народа

Взойдешь ли ты когда, Свобода,

Блеснет ли луч твой золотой?..

Блеснет твой луч и оживит,

И сон разгонит и туманы…

Но старые, гнилые раны,

Рубцы насилий и обид,

Растленье душ и пустота,

Что гложет ум и в сердце ноет, —

Кто их излечит, кто прикроет?..

Ты, риза чистая Христа…

"Есть в осени первоначальной…"

Есть в осени первоначальной^*

Короткая, но дивная пора —

Прозрачный воздух, день хрустальный,

И лучезарны вечера…

Где бодрый серп гулял и падал колос,

Теперь уж пусто все — простор везде, —

Лишь паутины тонкий волос

Блестит на праздной борозде…

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,

Но далеко еще до первых зимних бурь —

И льется чистая и теплая лазурь

На отдыхающее поле…

"Смотри, как роща зеленеет…"

Смотри, как роща зеленеет^*,

Палящим солнцем облита —

А в ней какою негой веет

От каждой ветки и листа!

Войдем и сядем над корнями

Дерев, поимых родником, —

Там, где, обвеянный их мглами,

Он шепчет в сумраке немом.

Над нами бредят их вершины,

В полдневный зной погружены —

И лишь порою крик орлиный

До нас доходит с вышины…

"Когда осьмнадцать лет твои…"

Когда осьмнадцать лет твои^*

И для тебя уж будут сновиденьем, —

С любовью, с тихим умиленьем

И их и нас ты помяни…

Е. Н. Анненковой ("D'une fille du Nord, chetive et languissante…") >*

D’une fille du Nord, chétive et languissante,

   Eclose à l’ombre des forêts,

Vous, en qui tout rayonne et tout rit et tout chante,

   Vous voulez emprunter les traits?