Том 2. Стихотворения, 1850-1873 - [5]

Лошак бредет в тумане по снегам,

В ущельях гор отродье змей живет,

Гремит обвал и водопад ревет?..

   Ты был ли там? Туда, туда с тобой

   Лежит наш путь — уйдем, властитель мой.

Ты знаешь дом на мраморных столпах?

Сияет зал и купол весь в лучах;

Глядят кумиры, молча и грустя:

«Что, что с тобою, бедное дитя?..»

   Ты был ли там? Туда, туда с тобой

   Уйдем скорей, уйдем, родитель мой.

"День вечереет, ночь близка…"

День вечереет, ночь близка^*,

Длинней с горы ложится тень,

На небе гаснут облака,

Уж поздно. Вечереет день.

Но мне не страшен мрак ночной,

Не жаль скудеющего дня, —

Лишь ты, волшебный призрак мой,

Лишь ты не покидай меня!..

Крылом своим меня одень,

Волненья сердца утиши,

И благодатна будет тень

Для очарованной души.

Кто ты? Откуда? Как решить:

Небесный ты или земной?

Воздушный житель, может быть, —

Но с страстной женскою душой!

"Как весел грохот летних бурь…"

Как весел грохот летних бурь^*,

Когда, взметая прах летучий,

Гроза, нахлынувшая тучей,

Смутит небесную лазурь

И опрометчиво-безумно

Вдруг на дубраву набежит,

И вся дубрава задрожит

Широколиственно и шумно!..

Как под незримою пятой,

Лесные гнутся исполины;

Тревожно ропщут их вершины,

Как совещаясь меж собой, —

И сквозь внезапную тревогу

Немолчно слышен птичий свист,

И кой-где первый желтый лист,

Крутясь, слетает на дорогу…

"Недаром милосердым Богом…"

Недаром милосердым Богом^*

Пугливой птичка создана —

Спасенья верного залогом

Ей робость чуткая дана.

И нет для бедной пташки проку

В свойстве с людьми, с семьей людской…

Чем ближе к ним, тем ближе к Року —

Несдобровать под их рукой…

Вот птичку девушка вскормила

От первых перышек, с гнезда,

Взлелеяла ее, взрастила

И не жалела, не щадила

Для ней ни ласки, ни труда.

Но как, с любовию тревожной,

Ты, дева, ни пеклась о ней,

Наступит день, день непреложный

Питомец твой неосторожный

Погибнет от руки твоей…

"С озера веет прохлада и нега…"

(Из Шиллера)

Es lächelt der See…[2]

С озера веет прохлада и нега^*,

Отрок заснул, убаюкан у брега —

   Блаженные звуки

   Он слышит во сне…

   То Ангелов лики

   Поют в вышине.

И вот он очнулся от райского сна —

Его, обнимая, ласкает волна…

   И слышит он голос,

   Как ропот струи:

   «Приди, мой красавец,

   В объятья мои…»

Предопределение >*

Любовь, любовь — гласит преданье —

Союз души с душой родной,

Их съединенье, сочетанье,

И роковое их слиянье,

И… поединок роковой —

И чем одно из них нежнее

В борьбе неравной двух сердец,

Тем неизбежней и вернее,

Любя, страдая, грустно млея,

Оно изноет наконец…

"Я очи знал, — о, эти очи!.."

Я очи знал, — о, эти очи!^*

Как я любил их, — знает Бог!

От их волшебной, страстной ночи

Я душу оторвать не мог.

В непостижимом этом взоре,

Жизнь обнажающем до дна,

Такое слышалося горе,

Такая страсти глубина!

Дышал он грустный, углубленный

В тени ресниц ее густой,

Как наслажденье, утомленный

И, как страданье, роковой.

И в эти чудные мгновенья

Ни разу мне не довелось

С ним повстречаться без волненья

И любоваться им без слез.

"Не говори: меня он, как и прежде, любит…"

Не говори: меня он, как и прежде, любит^*,

Мной, как и прежде, дорожит…

О нет, он жизнь мою бесчеловечно губит,

Хоть, вижу, нож в его руке дрожит…

То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,

Увлечена, в душе уязвлена,

Я стражду, не живу… им, им одним живу я —

Но эта жизнь!.. о, как горька она!

Он мерит воздух мне так бережно и скудно…

Не мерят так и лютому врагу…

Ох, я дышу еще болезненно и трудно,

Могу дышать, но жить уж не могу.

"Чему молилась ты с любовью…"

Чему молилась ты с любовью^*,

Что, как святыню, берегла,

Судьба людскому суесловью

На поруганье предала.

Толпа вошла, толпа вломилась

В святилище души твоей,

И ты невольно постыдилась

И тайн и жертв, доступных ей.

Ах, если бы живые крылья

Души, парящей над толпой,

Ее спасали от насилья

Бессмертной пошлости людской!

"Ты волна моя морская…"

Mobile comme l’onde[3]

Ты, волна моя морская^*,

Своенравная волна,

Как, покоясь иль играя,

Чудной жизни ты полна!

Ты на солнце ли смеешься,

Отражая неба свод,

Иль мятешься ты и бьешься

В одичалой бездне вод —

Сладок мне твой тихий шёпот,

Полный ласки и любви,

Внятен мне и буйный ропот,

Стоны вещие твои.

Будь же ты в стихии бурной

То угрюма, то светла,

Но в ночи твоей лазурной

Сбереги, что ты взяла.

Не кольцо, как дар заветный,

В зыбь твою я опустил,

И не камень самоцветный

Я в тебе похоронил —

Нет, в минуту роковую,

Тайной прелестью влеком,

Душу, душу я живую

Схоронил на дне твоем.

Памяти В. А. Жуковского >*

I

Я видел вечер твой. Он был прекрасен!

В последний раз прощаяся с тобой,

Я любовался им: и тих и ясен,

И весь насквозь проникнут теплотой…

О, как они и грели и сияли —

Твои, Поэт, прощальные лучи…

А между тем заметно выступали

Уж звезды первые в его ночи…

II

В нем не было ни лжи, ни раздвоенья —

Он все в себе мирил и совмещал.

С каким радушием благоволенья

Он были мне Омировы читал…

Цветущие и радужные были

Младенческих первоначальных лет…

А звезды между тем на них сводили

Таинственный и сумрачный свой свет…

III

Поистине, как голубь, чист и цел

Он духом был; хоть мудрости змииной

Не презирал, понять ее умел,

Но веял в нем дух чисто голубиный.

И этою духовной чистотою

Он возмужал, окреп и просветлел.

Душа его возвысилась до строю:

Он стройно жил, он стройно пел…

IV

И этот-то души высокий строй,