Том 2. Стихи. Переводы. Переписка - [20]

Шрифт
Интервал

в нигилистический смешок
вот новым Писаревым Саша
студент в высоких сапогах
взлохмачен он нарошно страшен
дам чопорных губернских страх
о! дамы пензенские эти
все примут навсегда всерьез
а в сущности ведь это дети
до Боклей Саша не дорос
тут те же детские романы
да то же Горе от Ума
и Саша в робости картавит:
– то Софья Паллна болна –
и Лиза так же не по роли
пусть сквозь лукавство а робка
фраз грибоедовских пароли
не сходят после с языка
что ждет их: жизнь полна тумана
как знать! меньшая доч одна
гадает ночью как Светлана
храбрей Татьяны хоть бледна
вот колоннадой светлой свечи
построилися в зеркалах
в ушах запечной вьюги речи
глаза слезятся дрож в руках
и уж туманным коридором
приближен суженый в упор
он в красной феске с чорным взором –
скорее зеркало о пол
ещо дрожа моя Светлана
как мертвенно в стекле лицо!
перед свечой на дно стакана
кидает легкое кольцо
возникнул пузырек в колечке
тончайшем огненном – слеза
застлала (стонут духи в печке)
прозрачным золотом глаза
провеялась и вот в тумане
двоящемся предстала ей
картина: в белых одеяньях
евангельских толпа людей
глядят: из чрева гробовово
мертвец выходит в пеленах
исчезло и в тумане снова
картина: вьется снежный прах
косится крест забытый нищий
в сугроб безвидный водружон
вкруг деревенское кладбище –
мой Бог! что значит этот сон
сулит недоброе или свадьбу
реши сновидец суевер!
меж тем ее летучей прядью
восхищен щоголь офицер
звенящий шпорой адъютантик
о ком с презреньем нигилист
уж буркнул убежденно: глист
отец же выразился: франтик
да! франтик – только он сличон
со всеми всех умней танцует
и во вращенье вовлечон
мир жуткое волненье чует
пускай с презреньем штатским брат
над ним смеется за плечами
и дразнит щолкнув каблуками
и изгибаясь: плац парад!
пусть и отец – всево страшнее! –
загадочно заговорит:
что ж Пузик! Бог тебя простит
но сердце девичье вольнее
и ветра – так поют – полей
вот послано уже о ней
письмо влюбленным офицером
но мать ево – не хочет знать
не хочет слышать: всем химерам
шлет грозно запрещенье мать!
что кажется ему любовью
то перед кровью – ветер чуш
нельзя играть своею кровью
их прадед министерский муж!
был Константина адъютантом
в Варшаве дед – поляков страх
чей брат за барские таланты
прославлен Пушкиным в стихах
их род со знатью лиш роднится –
и впрямь сказать сих двух кровей
мешать бы не годится
но как остановить детей
они истории не знают
и не желают вовсе знать
препятствия лиш разжигают
мечту – велят сильней желать
тут романтической эпохи
пристал герою смерти хмель
иль на дела сменивши вздохи
похитить милую в метель
и обрученной обречонным
венчаться в тайной облечонном
полночном храме где пурга
под куполом призраки носит
и матери признаться после
к суровым бросившись ногам
но мой герой жил в век иной
привык он с матерью тягаться
упрямства подступом – тоской:
он обещает помешаться
иль пулю в лоб себе пустить
и мать сердито пишет: быть
по твоему но сделай милость
невестки мне не представляй
и вот заветное свершилось –
открыт сердцам домашний рай
но из семьи большой свободной
в безлюдье перенесена
казармы мужниной жена
болеет скукою бесплодной
муж ревностью ее томил
боясь слепых ево припадков
она скрывалась всех: не мил
ей стал и дом отца – украдкой
сначала плакала – потом
привыкла: деньщика бранила
бренчала на рояли шила
скучая обходила дом
томяся ожидала мужа
он поздно приходил со службы
ругал начальство и опять
день новый начинал сначала
все то же в круг: рояль бренчала
шитье деньщик обедать спать
однажды мужа сослуживец
у них обедал – он привез
из Крыма феску им в гостинец
морской янтарь для папирос
вот муж шутя встает с дивана
пришла примерить феску блаж
идет смеясь к жене – она ж
вскочила вскрикнула
                                     Светлана
ты вспомнила засветный страх
и суженово в зеркалах
исполнилось! прошол по коже
нездешний холодок
                                   а он
к ней – в феске все ещо – и тоже
ее испугом поражон – –
небытия тут покрывало
упало на ее лицо –
она сознанье потеряла
а что пророчило кольцо
злoвещим и нездешним вея!
но жизни сон ещо страшнее:
коптит тоскливая свеча
вдруг от свекрови телеграмма
муж пробежал и промолчав:
в Яблонну приглашает мама
нельзя ослушаться она
не спит не дышит замирает
как пред экзаменом бледна
молитву тупо повторяет
чем ближе встреча тем трудней
тем длительнее дни и миги
кипит Варшава перед ней
театр – музей в тумане – книги
в гостиннице чужая ноч
и снова толкотня вокзала
и голос сквозь туман из зала
отрывист резок: эта? доч!
в чепце старушка – точно по льду
она идет к ее руке
в руке клюка и на клюке
висит платок – глаза кобольда
холодный неподвижный взор
в упор и изрекает строго
невестке страшный приговор:
ну поживи со мной немного
уехал муж она одна
живет с свекровью: под допросы
ее подходит но вопросы
не все понятны ей – вредна
глуш пензенская так решает
старуха и ее клюка
в столицу сына направляет
летают письма а пока
невестка учится вязанью
сопровождает на гулянье
в набитый детворою парк
еврея встретив с бородою
старуха наровит клюкою
ево задеть – бормочет: парх
еврей в халате вид ужасный
вид неизбежный этих стран
он к вере приобщон опасной
питаясь кровью христиан
и с непривычки их боится
невестка – вчуже жутко ей
она придумала молиться
чтоб не украл ее еврей
из дома ни ногой – до ночи

Еще от автора Лев Николаевич Гомолицкий
Том 3. Проза. Литературная критика

Межвоенный период творчества Льва Гомолицкого (1903–1988), в последние десятилетия жизни приобретшего известность в качестве польского писателя и литературоведа-русиста, оставался практически неизвестным. Данное издание, опирающееся на архивные материалы, обнаруженные в Польше, Чехии, России, США и Израиле, раскрывает прежде остававшуюся в тени грань облика писателя – большой свод его сочинений, созданных в 1920–30-е годы на Волыни и в Варшаве, когда он был русским поэтом и становился центральной фигурой эмигрантской литературной жизни.


Том 1. Стихотворения и поэмы

Межвоенный период творчества Льва Гомолицкого (1903–1988), в последние десятилетия жизни приобретшего известность в качестве польского писателя и литературоведа-русиста, оставался практически неизвестным. Данное издание, опирающееся на архивные материалы, обнаруженные в Польше, Чехии, России, США и Израиле, раскрывает прежде остававшуюся в тени грань облика писателя – большой свод его сочинений, созданных в 1920–30-е годы на Волыни и в Варшаве, когда он был русским поэтом и становился центральной фигурой эмигрантской литературной жизни.


Рекомендуем почитать
Дай оглянуться… Письма 1908 — 1930

Эпистолярное наследие Ильи Эренбурга издается впервые и включает как письма, разбросанные по труднодоступной периодике, так и публикуемые здесь в первый раз. Судьба писателя сложилась так, что он оказывался в эпицентре самых значимых событий своего времени, поэтому письма, расположенные по хронологии, дают впечатляющую панораму войн и революций, расцвета искусства мирового авангарда. В то же время они содержат уникальный материал по истории литературы, охватывая различные политические эпохи. Первый том включает 600 писем 1908–1930 гг., когда писатель большей частью жил за границей (в Париже, в Берлине, снова в Париже); это практически полный свод выявленных ныне писем Эренбурга тех лет.


Письма к императору Александру III, 1881–1894

Внук Н. М. Карамзина, видный журналист и политический деятель князь В. П. Мещерский (1839–1914) в течение ряда лет был другом и доверенным лицом великого князя Александра Александровича, с 1881 г. – императора Александра III. Издательство «Новое литературное обозрение» уже выпустило два тома писем Мещерского к великому князю за 1863–1868 гг. (2011) и 1869–1878 гг. (2014). Впервые публикуемые письма 1881–1894 гг., уже не наследнику престола, а самодержцу, касаются более общих вопросов, напрямую связанных с закулисной стороной внутренней и внешней политики страны.


Марина Цветаева. Письма 1924-1927

Книга является продолжением публикации эпистолярного наследия Марины Цветаевой (1892–1941). (См.: Цветаева М, Письма. 1905–1923. М.: Эллис Лак, 2012). В настоящее издание включены письма поэта за 1924–1927 гг., отражающие жизнь Цветаевой за рубежом. Большая часть книги отведена переписке с собратом по перу Б.Л. Пастернаком, а также с A.A. Тесковой, С.Н. Андрониковой-Гальперн и O.E. Колбасиной-Черновой, которые помогали семье Цветаевой преодолевать трудные бытовые моменты. В книгу вошли письма к издателям и поэтам (Ф.


Письма Рафаилу Нудельману

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Луи Буссенар и его «Письма крестьянина»

Материалы, освещающие деятельность Луи Буссенара на публицистическом поприще.


Румыния и Египет в 1860-1870-е гг. Письма российского дипломата И. И. Лекса к Н. П. Игнатьеву

В книге впервые публикуются письма российского консула И. М. Лекса выдающемуся дипломату и общественному деятелю Н. П. Игнатьеву. Письма охватывают период 1863–1879 гг., когда Лекс служил генеральным консулом в Молдавии, а затем в Египте. В его письмах нашла отражение политическая и общественная жизнь формирующегося румынского государства, состояние Египта при хедиве Исмаиле, состояние дел в Александрийском Патриархате. Издание снабжено подробными комментариями, вступительной статьей и именным указателем.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.