Том 2. Кино становится искусством, 1909-1914 - [156]

Я оказалась, по-видимому, довольно способной ученицей и до получения аттестата зрелости всегда была первой в классе. Я училась у профессора Луи Марина, ставшего впоследствии депутатом и министром. Затем я училась в художественной школе, в студии Шом-мера, и изучала в консерватории основы театрального искусства под руководством Мевисто-старшего. Тогда же я познакомилась с романистом Пьером Луисом, который очень привязался ко мне, так что многие считали его моим крестным отцом.

Я начала выступать на сцене в театрах «Монпарнас», «Гренель» и «Гобелен». Одной из моих первых удачных ролей была «Крошка Ликет», в которой меня «открыл» Андре Варно. В 1914 году незадолго до войны я начала играть в «Фоли-Бержер» в небольших скетчах с Жюлем Рэмю. Там в один прекрасный вечер меня увидели Гомон, Фейад и Фескур, решившие, что я очень подхожу для фильма «Жизнь девы Марии», которую они собирались снимать в Палестине.

Я не принимала всерьез их слов, пока Фейад не предложил мне 100 франков в день за пробные съемки. Я согласилась сниматься, но отказалась ехать в Палестину. Выступила я впервые в «Тяжком кресте» вместе с Рене Наварром и Рене Карлом, которых Фейад с гордостью представил мне как лучших актеров своей труппы. Что касается меня, то я в то время знала и ценила только трех великих артистов: Люсьена Гитри, Режан и де Макса…

Работая с Фейадом, который был необыкновенно умным человеком, я вскоре поняла, что должна отказаться от излишней жестикуляции ради скупого, но выразительного жеста и раскрывать жизненную правду» которая не совпадает с театральной правдивостью. После «Тяжкого креста» я играла в 52 фильмах. В ошеломляющих «Вампирах» я была одета в черное трико, в каком до меня выступала и Жозет Андрио, но ее трико было бумажным. Мое же было из тонкого шелка и долго восхищало молодежь. Я исполняла женщину-вампира, искусительницу, которая губит молодых повес из любви к искусству…

Я решительно заявляю, что строила свою игру на жизненных наблюдениях и играла правдиво, с абсолютной искренностью. Мой «немой текст» на экране я создавала по указаниям Фейада. Я научилась так точно передавать его замысел, что нам никогда не приходилось снимать сцены второй раз, и мы с чистым сердцем считали, что поступаем правильно».

О том, что Мюзидора действительно «восхищала молодежь 1916 года», свидетельствует один из ее современников — Луи Арагон, писавший в 1918 году:

«Я готов защищать эти полицейские фильмы, которые были такими же выразителями своей эпохи, как в свое время рыцарские романы, романы «жеманные» или романы «вольнодумные». Я мог бы рассказать, с каким восторгом несколько друзей — не зараженных литературными предрассудками юношей — ходили смотреть на десятую музу — Мюзидору, когда она выступала на экране в еженедельной эпопее «Вампиры».

Импровизируя вместе с актерами в этой «еженедельной эпопее», Фейад нисколько не верил в невероятные приключения, которые он выдумывал. Его сцены проникнуты легкой иронией. Тем не менее режиссер был чрезвычайно горд, когда «Большая Берта» обстреляла Париж с расстояния, считавшегося до того времени недоступным для артиллерии. Ведь он еще в 1915 году придумал в своем фильме беззвучную электрическую пушку, стрелявшую за 100 километров, и считал себя ее истинным изобретателем. Эпизод, в котором она введена, характерен для «Вампиров».

В Марсель приезжает бородатый миссионер и, остановившись в гостинице, извиняется за тяжесть чемоданов, которые вносят к нему в номер: он везет в них колокола для негритянских церквей в Африке. Оставшись один в комнате, он срывает бороду и оказывается великим вампиром. Затем вынимает из чемоданов части разобранной беззвучной электрической пушки, которую собирает перед окном и направляет в сторону Средиземного моря. По морю на корабле отправляют на каторгу прекрасную Ирму Вэп (женщину-вампира), и он пробивает корабль, после чего ей удается бежать. Потопив судно, вампир тщательно задергивает занавески и снова складывает пушку в чемоданы…

Действие развертывается очень живо в первых эпизодах фильма, но затем постепенно замедляется. Фейад начинает затягивать рассказ, как отмечает критик «Эбдо-фильма» по поводу эпизода «Гипнотизирующие глаза»:

«С полным беспристрастием я должен отметить, что автор злоупотребляет одним и тем же письмом, которое он показывает нам трижды, причем каждый раз держит его так долго, что его можно успеть выучить наизусть. И что за нелепая идея оживить (возможно, чтобы наткнуть несколько лишних метров?) воспоминания старого дедушки?»

Критик ссылался на непонятную вставку в фильм давно минувших событий. Дело происходило так: вампиры задумали ограбить гостиницу в Фонтенебло. Чтобы отвлечь внимание постояльцев, один из вампиров собирает их в гостиной и читает им воспоминания своего дедушки, которые проходят перед зрителем на экране. В них участвует гусар, бык и цыганка. Когда кончается это непонятное отступление, вампиры снова продолжают свои приключения.

Впоследствии Мюзидора объяснила нам, откуда появились эти экранизированные воспоминания. В июле 1914 года Фейад со всей своей труппой снимал фильмы в Испании. Мобилизация заставила их немедленно прервать свою работу и вернуться во Францию. Они не закончили фильма, в котором показывались приключения гусара, цыганки и быка. Когда год спустя Фейад вернулся на пост художественного руководителя, Гомон потребовал, чтобы он использовал заснятую пленку, из которой нельзя было слепить законченный фильм. Фейад послушно вставил эти отрывки в своих «Вампиров»…