Том 2. Драматические произведения - [95]

Ты недругов! Ни за что никому

Не сделаешь уступки! Ни других,

Ни самого себя, вишь, не жалеешь!

А так нельзя! Живем ведь не одни,

С людьми живем. Ужели ж на людей

И не смотреть? Когда б ты захотел,

Иной бы раз друзей себе словечком

Нажить бы мог!

Посадник

Не в норове моем

За дружбою гоняться. Если б я

Пошел на то, чтоб людям угождать,

Не стало бы меня на угожденья,

Все мало б им казалося. Людей

По шерсти ль гладь иль против шерсти — то же

Тебе от них спасибо! Я ж хочу

Не слыть, а быть. Для собственной своей

Чинить хочу для совести и сам

Свое себе спасибо говорить.

А что болтать они про это будут,

То для меня равно, как если дождь

По крыше бьет!

(К Васильку.)

Поди к своим, скажи:

Посадник Глеб вам запретил и думать

О вылазке. А к вечеру вернись;

С тобой пойдем мы вместе к воеводе,

Укажет он, как удаль показать!

(Идет к двери.)

Василько

(топнув ногой)

Хоть утопиться, право, в ту же пору!

Посадник

(услышав его, оборачивается)

Топись, когда врагов от наших стен

Прогоним мы, — теперь же и топиться

Ты не волен! Ты Новгороду держишь

Теперь ответ! Как смеешь ты иметь

Хотение свое, когда я сам,

Я, Глеб, себя другому подчинил,

Из рук Фомы мной вырванную власть

Тому вручил, кто лучше всех защиту

Умеет весть? Как смеешь о стыде

Ты помышлять, когда у нас свобода

Шатается? Что значит честь твоя

Пред новгородской честью? Двадцать лет

Посадничью мою храню я честь —

Но если б только ей спасенье наше

Я мог купить — как свят господь, я б отдал

Ее сейчас! Все ныне позабудь —

Одну беду грозящую нам помни!

А стыд тому, чья подлая душа

Иное б что, чем Новгород, вмещала,

Пока беда над ним не миновала!

(Уходит.)

Действие второе

Дом боярина Чермного

Наталья прибирает горницу и ставит посуду на стол.

Наталья. Уж эти мне гости! Не дадут и часочка с ним посидеть! Вернется усталый: чем бы отдохнуть, а тут разговоры пойдут, а там, глядишь, опять приспело время на вал идти.

Девушка. А много ль будет гостей?

Наталья. И сама не знаю.

Девушка. Ты что ж не спросила?

Наталья. До того ли мне было, как после двух суток его увидала.

Кондратьевна. Что ж ты, государыня, сама-то на стол ставишь? Дай, мы и без тебя соберем!

Девушка. Кто же сегодня прислуживать будет? Челядь ведь вся брони надела, на завалы ушла, а нам с Кондратьевной в кухне быть.

Наталья. А я разве не сумею?

Девушка. Сама, нешто, будешь посуду носить?

Наталья. А почему же не сама? Что я за боярыня такая?

Девушка. Вестимо — боярыня! Не сегодня, так завтра будешь боярыней. Пора Андрею Юрьичу в закон вступить.

Наталья. Просила я тебя не говорить мне о том. Сколько раз просила. Коли опять начнешь, ей-богу, осерчаю.

Девушка. Ну, да! Таковская.

Кондратьевна. Молчи, ты, постреленок! Ей слово, а она тебе два! Пошла в кухню, смотри пирог — не пригорел бы.

Девушка уходит.

Ox, ox, дитятко! Избаловала ты нас, страху-то нет к тебе, к государыне к нашей.

Наталья. И ты туда же! Этакие вы, право.

Кондратьевна. По душе говорю, голубонька, по любви своей, не по одному приказу боярскому. Все мы любим тебя за милостивость твою.

Наталья. А я-то и в глаза смотреть вам не смею. Сама ведь кружевницей в Новгород пришла, думала через год домой вернуться, да навсегда и осталась; хожу себе в золоте, а как подумаю, что и мать и отец плачут теперь по мне, так иной раз сама себе противна стану, что руки бы на себя наложила. Всех я вас хуже, а вы же меня государыней величаете.

Кондратьевна. Родимая ты наша! Служить-то тебе не в труд, а в радость. Уж кротче тебя и не видывали.

Наталья. А иной раз как вспомню, что ведь это для него я своих бросила, просветлеет у меня снова на сердце и опять все кажется трын-трава!

Кондратьевна. Кто богу не грешен, дитятко! Господь помилует тебя за простоту за твою.

Наталья. Вишь, как я нарядилась сегодня. Ведь это он так велит, а мне и самой совестно.

Кондратьевна. Уж горазда ты наряжаться, нечего сказать! Лучшие окруты по церквам пораздала. Вишь, и повязки-то новой не надела. Надень, дитятко, повязку — краше будет, а я в кухню сбегаю, не то эта егоза, пожалуй, пирог просмотрит. (Уходит.)

Наталья садится к окну, задумывается и напевает песню.

Голос(под окном). Подайте, Христа ради! Подайте убогому! Подайте калике перехожему, Христа ради!

Наталья(в окно). Войди, божий человек! Вот тут направо, по крылечку! (Берет со стола хлеб и наливает кружку.)

Входит нищий.

На тебе, дядюшка, присядь на лавку, отдохни себе… (Вглядывается в него.) Господи! Что это?

Нищий. Узнаешь меня, Наталья?

Наталья(бросаясь к нему). Рагуйло! Брат!

Рагуйло(отталкивая ее). Прочь, негодная! Разве ты сестра мне? Разве ты не отреклась от родни? Разве ты не полюбовница воеводы новгородского?

Наталья. Брат, брат, дай в себя прийти! После кори меня — скажи скорей про отца, про мать… Живы ли они?

Рагуйло. Так вот где ты, бесстыдная, отыскалась! Что ж, хорошо тебе жить у боярина?

Наталья. Ругай меня, бей меня, но скажи мне про отца, про мать! Скажи, как ты сам попал сюда?

Рагуйло. Как попал? На той неделе в полон твои новгородцы взяли меня; сею ночью из тюрьмы вылез, нищим нарядился, пришел на сестру свою посмотреть, на честь ее великую порадоваться.

Наталья. Господи, если увидят тебя!

Рагуйло. Что ж, выдай меня своему полюбовнику.